Идеологический рок-н-ролл

Милиция перехватывает Варакина прямо на дороге – ему снова не дают выбраться из города. В кабинете следователя выясняется, что умерший повар из ресторана якобы приходится отцом Варакину, которого почему-то называет Махмудом. Градус мистики и абсурда поднимается до невозможного. Словам героя не верят, поэтому с него берут подписку о невыезде. Тем самым Варакин, по сути, сам себя заточает в Городе одной своей подписью.

Лишь спустя время Варакин добивается долгожданной аудиенции с прокурором Города, которого играет Владимир Меньшов. Наконец, привыкший к системе «начальник-подчиненный» Варакин имеет возможность обратиться к какому-никакому руководству. Но прокурор оказывается не совсем тем человеком, которого он ожидал увидеть.

Тот оказывается умным, патриотичным и рассудительным, но не дальновидным. Совершенно естественно, что он видит в каждом жителе Города пренебрежение к истории своей страны и в самоубийстве Николаева усматривает спланированное убийство с почерком сюрреалистического антигосударственного заговора. Он воплощает в себе образ русского интеллигента, который со знанием истинного положения вещей и правильного пути решения проблем отходит в сторону от этих проблем, делая орудием манипуляций самого Варакина. Он поглощен идеями славянофильства и великой миссии русского народа, но при этом просит героя не отрицать публично того, что он Махмуд, сын повара Николаева.

В одной из ключевых сцен открытия клуба любителей рок-н-ролла Варакину приходится пойти на этот обговоренный шаг. Он обещает местному писателю Чугунову (исполняет Басилашвили), что выступит на сцене с поздравительной речью. И вот как он отзывается о своем «отце»:

– К сожалению, я не очень хорошо знал этого прекрасного человека. Так сложилась жизнь, что виделись мы с ним очень редко. Всего один раз. Он был очень хорошим человеком, поваром хорошим… Я ел солянку, бифштекс очень неплохой…

Чугунов тут же со сцены декларирует об еще одном шаге на пути становления демократии, ему аплодируют. Чуть ранее Чугунов показывал Варакину хронику того самого первого танца рок-н-ролл в Городе и довеском после записи на кассете оказался порнофильм. Надо полагать, это тоже был шаг на пути к демократии. Политизированный абсурд вокруг демократизации Города и создания идола из танцора и идеологии из танца – одна из тем событий последнего получаса фильма.

– Дело еще далеко не закончено, Степан Филиппович.

– Да-а, это верно, работы еще очень много, но сдвиги есть. Это главное. Сам факт реабилитации рока-н-рола имеет большое, политическое значение.

– Нельзя на этом успокаиваться, Степан Филиппович.

– А мы и не успокаиваемся, Василий.

Разве не приходилось современнику (как, впрочем, и сейчас) слышать подобные речи в кулуарах госучреждений, на публичных выступлениях, собраниях?

Стоит Варакину закончить свою речь, как начинает звучать до дыр затертая пластинка Элвиса Пресли, и публика возобновляет танцы, причем делает это с такими плакатными улыбками на лице, как будто в этом заключается смысл всего их существования. Танцующие – представители всех социальных слоев и непременно среди них есть все госслужащие. Даже Варакин, кажется, начинает приплясывать.

Интересно, как критика того времени отзывалась об этой сцене: «Это уже сегодняшнее – разрешенные «либеральные» танцы с ощущением, что вот-вот прикроют, прихлопнут «свободу», и бессилием десницы карающей, при настороженном внимании единственной реальной власти (ее представляет актер Петр Щербаков)».[42]

Танцы прекращаются лишь в один момент, когда прокурор выходит на сцену. С тем же взглядом осуждающего воспитательного презрения, с каким он наблюдал за танцем Николаева (а именно будущий прокурор выгнал того из комсомола), он проходит к микрофонной стойке и, указывая на портрет Николаева произносит:

– Никогда! Никогда он не смог бы застрелиться! Кишка у него тонка! Вот смотрите, как это делается.

И тут же прислоняет к виску ствол табельного пистолета. Но оружие никак не хочет стрелять, и прокурор уходит со сцены опозоренный и плачущий. На какой-то момент, кажется, что застывший от изумления зал, наконец, одумался и осознал низость собственного поведения. Однако все возвращается на круги своя уже через минуту после инцидента.

Этот кульминационный момент сцены позволяет завершить описание портрета несчастного прокурора. «Он патологический неудачник, который даже не может толком застрелиться, он - против власти, но одновременно составляет ее опору, он хочет что-то изменить, но все его убеждения укладываются в примитивную схему: "Матушка Русь, проклятый Запад"...», – говорит о нем в своей рецензии Р. Баженов.[43]

Падение прокурора в лужу припомнят ему, когда тот появится в компании почти всех действующих лиц в номере Варакина. Даже своим нелепым желтым пиджаком он только подчеркнет свой чудаковатый вид, отчужденность от этого мира прогрессивного соцреализма. Он хочет запеть проникновенную песню, поскольку талант певца здесь никто не оспаривает, но тут же о нем забывают, его перебивают и вспоминают только во время тоста:

– За прогресс!

– Я пить не буду! – говорит прокурор.

– Почему?

– За это я пить не буду!

– Ну и черт с ним! За прогресс не хочешь выпить, так выпей за маму!

– За маму выпью, – и берет бокал.

Если задуматься, понятие «матери» в этом контексте можно воспринять не только, как женщину, родившую сына, но как ту самую «Матушку Русь» и эта трактовка в данном контексте, скорее, более предпочтительна.

Кульминацией сцены в отеле становится песня «Ночь светла», которую начинает Варакин и которую подхватывает вся комната. Казалось бы, кроме рок-н-ролла присутствующих ничего не интересует, но, оказывается, осталось в них еще что-то человеческое. Песня появляется на противовесе западному музыкальному мотиву. Герой своим поступком совершает маленький побег из этого развращенного города в ту Россию, которую он привык знать, дает понять героям, а также зрителям, что в той стране, откуда он приехал есть, что любить и о чем петь. Явление русской песни исконно объединяло людей, было верным спутником застолья и побратимства. Враги спевшие друг с другом песню уже переставали быть врагами. Нечто подобного добивается Варакин, может, и стремясь к этому. Градус напряжения стихает, стоит всем запеть романс, после которого герои решают отправиться к некому дубу.