Век великого познанья.I.
К великим тайнам мирозданья Двадцатый век великого познанья Огромные раскроет нам врата. Уже безмерна высота, Куда поднялся гений человека Средь девятнадцатого века! День каждый нам великого открытья свет Бросал! Ученый и поэт Творили нам великие созданья. Но бездны новые уму откроет знанья Двадцатый век! Кипит работа. Мысли гений Все новых, новых полон вдохновений.
Ни днем, ни ночью путь не прекращая, Ты шествуешь, наука мировая.
Когда все спит, в тиши лабораторий, В сосудах химика свершается твой труд, И звезды в телескоп обсерваторий В ночи нам тайны неба предают.
Из воздуха, земли, воды, из неба Ты исторгаешь чудеса свои, Наука! Там, где колос жалкий хлеба Один качался, порошки твои Волшебные колосьев куст подъемлют из земли!
Все, все стихии проницая, Отвсюду сил земных богатства извлекая,
Всю, всю вселенную служить, Наука, ты заставишь человеку! Безостановочно твоя прядется нить. Двадцатому свершить удастся веку То, что в безумных снах не снилось нам. К людским ногам Наука принесет сокровища без счета, Чтоб жизнь текла без тягостной заботы, Богатая, нарядная, полна Удобств и красоты... чтоб золота волна Лилась от нас и к нам, звеня и веселя Наш взор!..
II.
Культура движется, сверкая и гремя! И тут же, у подъезда университета, В лохмотья грязные, истлевшие одето, Столичной улицы погибшее дитя, Безграмотный, голодный, жалкий, смрадный, Несчастный мальчуган подачки молит жадно, Чтоб, вымолив гроши под снегом, под дождем, Отдав отцу под грозным кулаком, Остаток их пропить с ватагой очумелой Заброшенных людских щенят, Таких же, как и он, несчастных, темных, нищенок ребят, Так рано в воровстве, в разврате закоснелых.
А здесь... у Высших Женских Курсов... продает Свое поруганное тело Почти-что девочка. Уж не стыдяся, смело, Дрожа от холода, рукою посинелой Она прохожих манит и зовет В трущобу гнусную, где жизнь ее идет В чаду вина и страшных унижений.
Таких, как эта, тысячи падений В столице каждый день несет.
Пока их сестры пьют науку полной чашей, В помойной яме подлой жизни нашей
Таких, как эта, гибнет миллион, И убиваемой души их стон Никто не слышит...
И у дверей библиотеки, где искусств, Наук сокровища блаженно изучая, Сидят ученые, свой мозг обогащая, На тротуаре падает без чувств Старик, голодной смертью умирая.
И эта смерть голодная пощечину дает Цивилизации всей нашей лживой С ее тщеславьем, черствостью, наживой Безчестной!
III.
Шумная толпа идет Студентов в двери клиники. Сияет Сверкающей, волшебной чистотой Зал операций. Умирающих спасает Здесь нож хирурга сталью голубой, Вонзаемой стальной профессора рукой.
Здесь, в лабораториях, пытливые взоры ученых Работают сквозь микроскоп над бациллами, Размножающимися под их всепроницающим глазом, Работают над страшными семенами смерти, Чтобы исторгнуть великую тайну Победы над смертью и мукой.
Со смертью страшная пылает здесь борьба! Наука борется -- упорна, как судьба -- У смерти вырвать жизнь ее раба, Висящего все дни над смерти черной бездной И вечно ждущего руки ее железной Последнего толчка!
Наука борется в великом нашем веке -- На час, на день, на год и, может быть, навеки Спасти огонь, едва дрожащий в человеке!
Бактериологи сами окружены ужаснейшей из опасностей. Каждый шаг их изучения грозит им смертью. И, время от времени, под звуки любящей речи одного, из товарищей, Погребают нового героя науки, Нового мученика за спасение человеческих жизней.
И тут же, за окном, -- в нескольких саженях от этих зданий, Мимо студентов, спешащих для изучения великой науки уничтожения человеческих страданий, Проходят нога в ногу сотни таких же молодых, Таких же дышащих весною жизни людей В солдатских шинелях, С ружьем на плече,
И в нескольких саженях от этих клиник и лабораторий, Где идет беспрерывная борьба за спасение жизни, Каждое утро эти юноши учатся В школе великого человекоубийства.
Каждое утро вдоль длинной площади Далеко слышно завывающее "ура", И юноша-солдат, студент страшного университета братоубийства, Бежит, дико завывая, на мешок, изображающий человеческое тело, Чтобы воткнуть в грудь брата-человека, в кишки его Свой остро-отточенный штык, Чтобы убить и искалечить его, превратить его в куски окровавленного мяса.
Каждое утро они наводят дуло этих ружей На мишени, изображающие людей, И пускают в их сердце пулю за пулей, Стараясь, чтоб каждый выстрел уничтожил человеческую жизнь.
Нож хирурга и микроскоп, спасающие человека от страданий и смерти, и тут же вместе, все в той же человеческой руке, -- окровавленный штык и зверское ружье и бомбы!
Ученики великой школы спасения жизни -- и тут же вместе такие же прилежные ученики великой школы человекоубийства!
И этот кровавый хаос называется двадцатым веком!
Двадцатый век, сияя гордо знаньем, Торжественно ты входишь в нашу дверь, А человек, со всем его познаньем, И с преступленьем, и страданьем, -- Все тот же дикий, темный зверь!
К чему все ваши университеты, когда в одной аудитории в них учат, как останавливать кровь, брызжущую из ран, а в другой учат праву государств, царей и республик на жизнь и смерть человека, -- Дьявольскому праву обагрять мир океанами человеческой крови, когда только им захочется!
К чему все ваши школы, все ваши философы, все ваши литературы, все ваши науки, Когда все они не могут научить человека одному -- Перестать быть убийцей!
|
