Пройдешь ты по земле, О сильный духом,И через бесчисленные небеса К последнему огню! Капитан Орландо Киллион О, юные радикалы и мечтатели, Вы, бесстрашные птенцы, Проходящие мимо моего могильного камня, Не смейтесь над историей моей службы капитаном в армии, И над моей верой в Бога! Они не противоречат друг другу. Проходите мимо почтительно, и читайте с трезвым вниманием Как великий народ с протестующими криками Верхом на кентавре Революции, Пришпоренном его и загнанном до дрожи Задрожал от ужаса, глядя в океанский туман Над скалой, к которой они приближались, И упал с его спины в овеществленном почтении Чтобы восславить празденство Верховного Существа. Движимый тем же чувством необъятного бытия Жизни и смерти, и под тяжестью Заботы о судьбе расы, Каково было мне, мелкому богохульнику, Попавшему в течение потопа, охватившего нацию, Остаться богохульником И армейским капитаном? Джереми Кралайл Прохожий, грех, страшнее всех иных грехов - Слепота души к другим душам. А радость выше всех других радостей - Когда в тебе заметили добро, и когда ты видишь в других добро В одно чудесное мгновение! Я должен тут признаться в надменном презрении, В едком скептицизме. Но помните жидкость, которой Пеннивит Заливал негативы, и они становились синими, Затуманенными, словно в дыму ореха гикори? А потом картинка начинала проясняться Покуда лицо не появлялось четко, как в жизни? Так вот и вы показывались мне, забытые, И враги тоже, по мере того как я продвигался по жизни, И лицо мое прояснялось для вас, А ваши лица - для меня. И тогда мы были готовы идти вместе И петь хором гимны заре Жизни, которая есть полноценная жизнь. Джозеф Диксон Кто вырезал разбитую арфу на моем надгробии? Я для вас мертв, нет сомнений. Но сколько арф и роялей Настроил, подправил, распутал я для вас, Чтобы они снова были сладкозвучны - с камертоном или без? Ну хорошо! Арфа - в человеческом ухе, скажете вы, Но где это ухо, определяющее длинну струны Согласно магическому числу, что проносится в мыслях Сквозь вход, который закрывается перед вашим изумлением? Разве нет Уха, объемлющего человеческое ухо, Так что оно чувствует Сквозь струны и воздушные потоки душу звука? Я дрожу, называя это камертоном, улавливающим Волны единения музыки и света издалека, Антенну Мысли, что слушает идеальное пространство. Несомненно согласие, правившее моим духом, есть доказательство Существования Уха, меня настроившего, Способного меня настроить заново И использовать вновь, если я того достоин. Джадсон Стоддард На горной вершине над облаками, Плывущими подо мной, словно море, Я сказал, что вот тот пик - мысль Будды, А этот - молитва Иисуса, И этот - мечта Платона, А вот этот - песнь Данте, Вон тот - Кант, тут - Ньютон, И этот - Мильтон, а тот - Шекспир, А этот - надежда матери-церкви, А этот - почему они все как стихи, Стихотворения и молитвы, пронающие облака. И я сказал: "Что делает Бог с горами, Что поднимаются почти до небес?"; Рассел Кинкейд Той последней весной, что мне довелось узнать, В те последние дни, Я сидел в забытом саду, Где за зеленью полей едва виднелись Холмы у Мельничной Переправы; Просто размышлять о яблоне С погибшим стволом и сухими ветвями, И зелеными ростками, чьи нежные цветы Осыпали паутину скелета, Но не принесут плода. И вот я, с моим духом, опутанным Полумертвой плотью, онемевшими чувствами, И все думающий о юности, о юной земле - С бледно сияющими фантастическими цветами На безжизненных ветках Времени. О земля, оставляющая нас прежде, чем небо нас примет! Был ли я всего лишь деревом, дрожащим Мечтами о весне и лиственной юности, Потом упавшим под ударами бури, Что выхватила меня из душевного безвременья, Не бывшего ни землей, ни небом. Аарон Хэтфилд Лучше всякого гранита, Спун Ривер, Мой образ в твоей памяти, Стоящего перед пионерами, мужчинами и женщинами, Там, у Церкви Согласия, в День Причастия. Я говорил дрожащим голосом о крестьянском парне Из Галилеи, который ушел в город И был убит банкирами и юристами; Мой голос мешался с июньским ветром, Что веял над пшеничными полями из Эттербери;
|
