Это я говорю, Геночка, не как дилетант.Р – В – С – Н,произнося каждую заглавную букву, ракетчик мысленно нажимал спусковой крючок, приводя захолустную училку своим героизмом в неописуемый восторг. - У нас, Геник, две великие державы – СССР и С-Ш-А, произнося «США», Платон повторил движение указательным пальцем на мнимый крючок. Генриетта чувствовала себя в полной безопасности. - Пока одна спит, другая на посту. 12 часов разницы, понимаешь? – Генриетта восторженно кивала головой, не пропуская ни единого слова. - Потом эта засыпает, другая бдит, и хоть бы хуй по половодью.
Дроков впился зубами в размытый край гранёного стакана и залпом выпил. - Мир поделили. Даже ёбаную Африку. Что наше, то наше – что их, то их. И не лезь. И пиздец. И карте место. На чужой член презерватив не натягивай, - Платон в доказательство бил кулачищем по столу. Стакан подпрыгивал, бутылка покачивалась. - Не беспокойся, - хозяйка нежно гладила мужественную руку защитника. - А успокоишь беса? – Дроков отщелбанил бычок. Красный прицел сигареты описал верхний сектор окружности и вылетел трёхочковым броском НБА в прищуренную форточку.
В постеле Дракон был таким же грубым, часто перегибал палку, и вообще, все его фантазии были высосаны из пальца. Но вся эта нехитрая монотонность компенсировалась количественными победами. Бережёного в рот бережёт Я понимаю, что ты меня боготворишь, но зачем сразу в рот?
После каждой палки Платон долго прикуривал, то и дело кидая под стол незажигавшиеся спички, сопровождая каждую фразой «вот ёб твою мать». Генриетта в это время разогревала чугунную сковородку с мясом и, гладя Платона по голове с проседью волос, долго смотрела, как её мужик (пусть ненадолго, но ЕЁ), чавкая и отрыгивая, расправлялся с крольчатиной. - Я вегетарианец. Ем только травоядных животных. - Кролики, как раз то, что надо, - Генриетта принимала за чистую монету дроковские шутки. - Послушай, а я для тебя, часом, не подопытный кролик? - Ты у меня ОПЫТНЫЙ. - Представляю, как размножаются китайские кролики,- Дроков продолжал ассоциативный ряд из кроликов,- а вот я в неволе не размножаюсь. Дайте размножиться вволю, - и Платон набрасывался на хрупкую женщину, сминая и подавляя. - При минете не рождаются дети, - хуйкосуй почти стихами убеждал в разновидности безопасного секса. - Поэт мой, а вот я хочу ребёночка, - Генриетта гладила на гвардейских яйцах волоса с проседью. - Я не люблю детей. Я вегетарианец, - продолжал шутить Дроков, но, увидев грустные глаза Генриэтты, поймал себя на мысли, что человек, попадая в какую-то среду, обретает там свой кусочек счастья. Люди прошлых времён (особливо из тех же сёл) живя в ограниченном пространстве с ограниченными людьми (и в количестве и в качестве) любили ничуть не меньше, чем люди, изъездившие весь мир. У человека есть потребность любить, и он находит объект желания. И вновь Дроков сидел за столом, чиркая бракованными спичками, и вновь счастливая хозяйка разогревала чугунную сковородку с крольчатиной. Бывало, что Генриетта заводила разговор о литературе, Дроков славился тем, что во всех направлениях был сведущим специалистом. Вот и сейчас утончённо-мыслящий хам проявил себя знатоком литературы Древнего Востока и лично поэзии Гиясаддина Абу-ль-Фатх Омар ибн Ибрахим аль-Хайям Нишапури: Как сказал Омар Хайам: «в рот ебись, ко всем хуям» а к хуям идти с хуями? На хуя, скажи? С хуяли? Не слышны в Дону даже Шолохов
При дефиците мужского населения в Чемодановке все женщины привыкли выполнять мужскую работу. Также и Генриетта. Но при этом она старалась выглядеть привлекательной. Генриетта красила заборы и ресницы. А ещё волосы в рыжий цвет. Как только в магазин завозили краску для волос «Хна», все женщины и девушки ходили одинаково рыжие.
И вот на романтическом свидании с самогонкой при свечах огненно рыжие волосы Генриетты гармонировали с пламенем свечи. Их разговор по-прежнему строился на литературных изысках с её стороны и изысканной брани с его. - Ключевая фраза швейцарского писателя Макса Фриша в романе «Назовусь Гантенбайном»: «Я примеряю истории, как одежду!»
|
