Глава 43. Около полуночи ко мне в спальню пришла мама:

 

Около полуночи ко мне в спальню пришла мама:

— В комнате Люциуса все еще темно.

— Ты тоже его из окна выглядываешь?

— Конечно.

— С ним все будет в порядке?

— Если честно, не знаю.

— Мам, они его били!

Мама отодвинула штору и села рядом со мной:

— Я, в общем-то, догадывалась...

— Люциус рассказывал, что били его часто, — заметила я, с трудом сдерживая панику.

Мама села на кровать и поцеловала меня в лоб, как маленькую:

— Помнишь, я говорила, что у Владеску репутация безжалостных вампиров? Люциуса воспитывали как наследника престола, и его детство нельзя назвать безоблачным. Однако Люциус очень сильный, — напомнила она. — Не поддавайся страхам.

Я понимала, что мама тоже боится.

— А если он не вернется?

— Вернется. — Она замялась. — Джесс... ты и вправду его любишь?

От необходимости отвечать меня избавил свет, загоревшийся в гараже. Я резко выдохнула, словно до этого не дышала. Я не стала ждать маму, выскочила из комнаты и босиком помчалась по двору — плевать, что холодно.

Люциус, скинув рубашку, стоял возле умывальника. Он услышал, как я вошла, но не обернулся:

— Уходи.

— Что случилось?

Он продолжал стоять, склонившись над раковиной:

— Оставь меня в покое.

Я подошла поближе:

— Обернись.

— Не буду.

Послышались шаги. В комнату вошла мама, похлопала меня по руке и двинулась к Люциусу, осторожно, как я подходила к Чертовке в тот ужасный день.

— Люциус... — ласково начала она, положив руку ему на спину. Она всегда так делала, когда я была маленькой и меня тошнило.

Люциуса затрясло.

Только сейчас я сообразила, что он изо всех сил сдерживает слезы.

Мама склонилась над Люциусом и убрала с его лба черную прядь:

— Джесс, сходи за аптечкой. Она в кухне, под раковиной.

— Мам, что с ним?

— Джесс, иди.

Я хотела остаться с Люциусом.

— Немедленно, — повторила она уже жестче.

— Иду, — ответила я и направилась к выходу.

Мама обняла Люциуса. Его плечи мелко вздрагивали. Она гладила его по голове и что-то тихо говорила. Так вот почему она меня отослала! Люциус не захотел бы, чтобы я видела, как он расплачется, не выдержав первой в своей жизни материнской ласки.

Я тихо закрыла дверь и побежала на кухню.

Я вернулась с аптечкой. За мной на дрожащих ногах шел отец, на ходу завязывая пояс халата.

Люциус лежал на кровати, мама сидела рядом с ним. Я протянула ей аптечку, она включила ночник, и Люциус отвернулся к стене. Я успела заметить, что его жестоко избили: губы распухли, под глазами и на скулах наливались багрянцем синяки, нос был сломан.

— Я принесу мокрое полотенце, — предложил отец. Ему хотелось быть хоть чем-то полезным.

— Ничего страшного, — прошептал Люциус.

Мама смочила его разбитые губы спиртом, и Люциус скривился от боли.

— Не спорь со мной, — пожурила мама.

— Не самый лучший выдался год, — горько пошутил Люциус. — Чертовка, по крайней мере, не знала, что творит.

Папа сел в изножье кровати и растерянно сжал в руках полотенце:

— Что случилось?

Люциус не ответил.

— Расскажи нам, — настаивал отец.

— Пусть Джессика идет спать, — устало произнес Люциус, все еще лежа лицом к стене. — Уже поздно.

— Я хочу остаться.

— Ты еще ребенок, — непререкаемым тоном заявил Люциус. — Тебе не стоит этого знать.

Мои родители переглянулись. Я поняла, что они решают, ребенок я или нет.

— Пусть Джессика остается, — сказал отец. — Ее это тоже касается.

— Утром я уеду, — пообещал Люциус. — Не буду больше обременять вас своими проблемами.

— Никуда ты не поедешь!

Мама забрала у отца полотенце и вытерла кровь со щеки Люциуса. Она осторожно развернула Люциуса к себе, и я впервые смогла оценить тяжесть его увечий. Даже в темной комнате было заметно, что Чертовка сильно проигрывала в сравнении с родственниками Люциуса. Меня охватил гнев.

— То, что происходит, касается меня и моей семьи, — сказал Люциус. Он немного приподнялся, не глядя на меня: — Я поеду домой и со всем разберусь.

Мы знали, что это означает: еще больше боли, еще больше шрамов.

— Теперь это и твой дом, — отчеканил отец. — Ты останешься здесь.

Я посмотрела на родителей и впервые по — настоящему увидела тех, кто с риском для жизни вывез обреченного ребенка из Румынии. Как эгоистично с моей стороны, что я никогда раньше не понимала, какую жертву они принесли. Конечно же они всегда недоговаривали, скрывали, какой опасности подвергались.

— Дом, — с презрением произнес Люциус.

— Да, дом, — ответила мама.

— Знаешь, ты слишком загостился в гараже, — сказал папа, коснувшись руки Люциуса. — Завтра же ты переедешь к нам. Мы подготовим комнату.

— Я и без того злоупотребил вашим гостеприимством, — ответил Люциус. — Не волнуйтесь за меня. Старейшие здесь не останутся. Они считают, что я урок усвоил, и ждут повиновения.

— Нет, ты переедешь к нам, — настойчиво продолжил отец. — Встать можешь?

У Люциуса не осталось сил возражать. Он медленно свесил с кровати ноги и сел, потирая ребра:

— Старейшие помнят все мои переломы и наносят удары по тем же местам.

Мама обняла Люциуса за плечи. Как мне хотелось оказаться на ее месте!.. Люциус припал к ней, как беззащитное дитя. Мама печально взглянула на нас с отцом.

— Попытайся встать, — сказал отец, взяв Люциуса за руку.

— Спасибо, — ответил Люциус. Даже искалеченный, он сохранял величественный вид. — Я благодарен вам за все. Простите, что доставил столько неудобств.

— Сынок, не за что, — ответил папа, помогая ему устоять на ногах.

Мама поддерживала Люциуса за талию, и они втроем медленно двинулись к двери. Через несколько шагов Люциус остановился:

— Доктор Пэквуд... Мистер Пэквуд... В прошлом я не всегда хорошо о вас отзывался. Боюсь, что я считал вас... слабыми. Вы слишком непохожи на мою семью.

— Люциус, все в порядке, — сказала мама, потянув его за собой. — Не нужно больше ничего говорить.

— Нет, нужно, — возразил он. — Я был неправ, когда оскорблял вас. И не только потому, что вы проявили ко мне гостеприимство. Я счел вашу доброту слабостью. Примите мои искренние извинения. С вашей помощью я осознал свою ошибку.

— Извинения приняты. — Папа похлопал Люциуса по спине. — Теперь давай доберемся до твоей кровати.

Наша печальная процессия проследовала по глубокому снегу через двор. Мама постелила Люциусу в кабинете, маленькой уютной комнатке между нашими спальнями, и сделала вид, что сама тоже идет спать. Я знала, что родители будут начеку всю ночь. Они не верили, что жестокие родственники Люциуса разъехались по домам. Мама с папой боялись, что Люциус исчезнет во тьме. Я тоже этого боялась.

Наконец я услышала его глубокое ровное дыхание: должно быть, он заснул. Завернувшись в одеяло, я вспомнила, что сегодня — новогодний вечер. Новый год уже начался. Скоро мне исполнится восемнадцать. Значит, я буду иметь право выйти замуж.

В соседней комнате стонал от боли мужчина, с которым я обручена с самого рождения. Сколько раз его избивали и он кричал, страдая даже во сне? Что за боль терзала его изнутри? Может, эта боль была хуже переломов, порезов и синяков?