Теория айсберга

«Я всегда описываю только вершину айсберга. Каждой показанной части соответствует семь восьмых частей айсберга, погруженных в воду. Этот кусок ты не показываешь. В истории лишь появляется пробел, когда писатель о чем-либо умалчивает, поскольку это­го не знает».

Эта мысль Хемингуэя подчинена задаче не пре­подносить все читателю в готовом виде, а позволить ему самому закончить рассказ. Естественно, подоб­ная техника недоговоренности способна причинить неудобства и даже помешать полному пониманию сюжета, но Хемингуэй предпочитает идти на этот риск, нежели пожертвовать ощущением интриги. Неудовлетворенное любопытство читателя заставля­ет его глубже погрузиться в произведение, чтобы ра­зобраться в событиях, о которых он не знает, но дога­дывается, и таким образом читатель чувствует себя участником повествования. Когда срабатывает этот литературный механизм, происходит полная иденти­фикация с героем.

Мастер диалога

 

Хемингуэй — мастер разговорного языка Ему удалось в живой и выразительной манере, используя сжатый, но выразительный телеграфный стиль, показать, как го­ворит народ. В диалогах он сумел передать состояние души персонажей, просто позволив им говорить, при­чем автор не вмешивается, с тем чтобы пояснить их эмоции или углубить их.

Диалог служит ключевым инструментом для изоб­ражения того, что не может быть передано никакими иными повествовательными средствами, поскольку яв­ляет собой непосредственную характеристику персона­жей. Но Хемингуэй отдавал себе отчет в опасности, гро­зящей каждому писателю и состоящей в том, что в диа­логах будут проскальзывать предпочтения и симпатии автора к определенным персонажам, поэтому ему сле­довало придерживаться абсолютной нейтральности, ис­ключая монологические декламации и стараясь не по­зволить одному конкретному голосу монополизировать всю беседу.

Явление, получившее название «оживший диалог», в творчестве Хемингуэя состоит в создании диалогов на основе коротких прямых фраз, без сложных гла­гольных форм и сложноподчиненных предложений, при частом использовании повторяющейся структуры «вопрос-ответ» и, как правило, в отказе от привыч­ных формул «сказал», «ответил», «произнес» и т. п. Реплики собеседников очень краткие, часто состоя­щие из односложных утверждений или отрицаний. Таким образом, диалоги достигают плавности и при­ближенности к обыденной реальности, им можно ве­рить, и у читателя остается просторное поле для ин­терпретации.

Пример такого непосредственного, сжатого и пря­мого диалога мы находим в рассказе «Индейский посе­лок». Доктор в присутствии своего сына Ника прини­мает тяжелые роды у индианки, но отец новорожден­ного, не в силах вынести крики роженицы, убивает себя.

Затем между врачом и его сыном состоялся следующий разговор:

 

— Что, женщинам всегда так трудно, когда у них родятся дети? — спросил Ник.

— Нет, это был совершенно исключительный

случай.

— Почему он убил себя, папа?

— Не знаю. Ник. Не мог вынести, должно быть.

— А часто мужчины себя убивают?

— Нет, Ник. Не очень.

— А женщины?

— Еще реже.

— Никогда?

— Ну, иногда случается.

— Папа!

—Да?

— Куда пошел дядя Джордж?

— Он сейчас придет.

— Трудно умирать, папа?

— Нет. Я думаю, это совсем нетрудно. Зависит от обстоятельств... (Пер. О. Холмскои)

Кроме простых диалогов, когда двое собеседников разговаривают между собой, Хемингуэй использовал другие формы беседы, менее обычные и более сложные. К примеру, он писал диалоги, где участвуют более одно­го говорящего и одного слушателя. Когда присутствует более двух персонажей (обычно их трое) и они разгова­ривают одновременно, то такое общение в «триалоге» имеет риск стать слишком запутанным, поскольку го­лоса смешиваются и перекрещиваются и бывает доволь­но сложно в них разобраться.

В «Фиесте» автору пришлось не раз прибегать к по­добному сложному диалогу, поскольку рассказчик, Джейк Барнс, является также главным героем и участ­ником всех событий, и это приводит к тому, что беседы обычно ведутся между тремя персонажами: поскольку он повествует только о том, что ему известно, Джейк вынужден всегда присутствовать, чтобы засвидетель­ствовать происходящее. Несмотря на сложности, вы­званные этим обстоятельством, Хемингуэй легко с ними справляется и умеет придать беседам между тремя ли­цами необходимую плавность и легкость, без чего они бы казались принужденными.

 

Слова в одиночестве

 

Наряду с обычным или сложным диалогом, существу­ют другие разговорные формулы, в передаче которых Хемингуэй достиг совершенства. Одна из них — это так

называемый внешний монолог, когда персонаж бесе­дует сам с собой, являясь одновременно говорящим и слушающим. Подобный способ озвучивать свои мысли более свойствен театру (сценический монолог). Хемин­гуэй прибег к этому методу, как мы увидим позднее, в повести «Старик и море».

Текст, таким образом, способен отразить ход мыс­лей персонажа, получивший также название внутрен­него монолога, или же stream of consciousness (поток со­знания). Этот способ позволяет непосредственно пред­ставить читателю сознательные и подсознательные пси­хические процессы героя без вмешательства автора. <…> Внутренний монолог дает возможность отобразить в письменном рассказе мысли человека, как относящиеся к прошлому или настояще­му, так и его надежды на бу­дущее. Но эта техника также срабатывает, если необходи­мо продемонстрировать ис­тинную суть персонажа, по­скольку его мысли могут расходиться с его поступками и раскрыть его тайные побуждения. Все эти аспекты Хе­мингуэй использовал с величайшим мастерством.

Наиболее показательный пример в смысле исполь­зования разнообразных монологических форм у Хемин­гуэя являет собой Сантьяго, герой новеллы «Старик и море». Старый рыбак, находясь в одиночестве в бескрай­нем океане, разговаривает разными способами. Мы слы­шим его голос, когда он думает или когда он говорит сам с собой, ведя своего рода псевдодиалог, о чем упо­миналось прежде как о развернутом диалоге или внеш­нем монологе. Необходимость нарушить окружающую тишину заставляет Сантьяго раскрывать свою личность, словно на его маленькой лодке присутствует еще и дру­гое «я», все время его подбадривающее:

 

— Не будь идиотом, — произнес он вслух. — И не засыпай. Управляй своей лодкой. Тебе еще может повезти.