ИЗГНАНИЕ

 

Замок Поэнари, 1481 год

— И он оказался прав.

Тишина наконец-то воцарилась в зале замка Поэнари. Хорвати замолчал. Прекратились вздохи и восклицания, время от времени доносившиеся из исповедальни, в которой находился богомолец.

Заканчивая свой рассказ, венгр говорил все быстрее и быстрее, так что писцы едва поспевали за ним. Теперь они воспользовались паузой, чтобы расслабить пальцы и приготовить новые перья.

Граф подождал немного и продолжил:

— Вот это было только самой малой частью его проклятия. — Он прикоснулся к глубокому морщинистому шраму, зиявшему на месте левого глаза. — Как и предрекал Дракула, я действительно быстро сделал карьеру при дворе. Мое поместье Пек из бедного, забытого Богом закутка превратилось в одно из богатейших владений королевства. Я находился рядом с троном, помогал королю Матьяшу укрепить власть и стать могущественным монархом. Но как бы высоко я ни поднимался, проклятие Дракулы неотступно преследовало меня. Моя жена скончалась в возрасте двадцати пяти лет. Двое наших сыновей тоже умерли. Один от ран, полученных на войне, второй — от страшной заразной болезни. Наша дочь не смогла выносить младенца, которого ждала. Этот ребенок убил ее и сам умер вместе с ней, так и не родившись. Я — единственный и последний представитель рода Хорвати, таковым и останусь до самой смерти.

В зале снова повисло молчание, но вскоре его нарушил другой голос.

— Наверное, человек, обладающий меньшим мужеством и великодушием, не выдержал бы подобных печалей, граф, — мягко произнес кардинал. — Но вы находитесь здесь, с нами и по-прежнему полны желания исполнить клятвы, данные Господу и своему королю.

— Нет, кардинал Гримани, — решительно возразил Хорвати. — Вся моя жизнь прошла в служении им. Я отдаю свой долг власти земной и небесной, но хотел бы исполнить другую клятву, ту самую, от которой отступился, принесенную брату по ордену. Из-за нее я был проклят! — Он взглянул на итальянца. — Ваше преосвященство, я осмелюсь напомнить, что вы являетесь судьей. Простите князя Дракулу! Может быть, после этого его проклятие утратит свою силу, я тоже буду прощен, а знамя Дракона снова высоко поднимется.

Гримани отвел взор. Он не мог выдержать взгляда единственного глаза, блестевшего на лице графа, и той безмолвной мольбы, которая выражалась в нем.

— Этот вопрос нам еще предстоит решить, — поспешно ответил легат. — Причем довольно скоро. Похоже, что вся история о князе Дракуле близится к завершению. Я предлагаю ускорить ее изложение. — Он бросил взгляд на узкое оконце, утренний свет за которым становился все ярче. — Это необходимо для того, чтобы я еще засветло отправился к Папе с рассказом обо всем, что услышал здесь. А еще… — Кардинал помедлил. — Меня не оставляет любопытство по поводу некоторых деталей, которые пока остаются не разъясненными. Вот вы, брат Василий. — Он взглянул на самую дальнюю исповедальню. — Где были вы? Из слов Дракулы, сообщенных нам вами же, следует, что вы отстали от него где-то в пути. Так это или нет?

Отшельник кашлянул.

— Я узнал о том, что произошло в соборе, и присоединился к тысячам беженцев, которые покидали Тырговиште, услышав о приближении турецкой армии.

— То есть вы не видели эту так называемую свадьбу и казнь?

— Нет, не видел.

— Однако вы помогали двум остальным свидетелям в подробностях описать все, что там происходило.

— Что вы имеете в виду, ваше преосвященство? — поинтересовался граф.

— Только то, что даже этот свидетель, которому положено знать о душе Дракулы все, частенько передает нам лишь то, что слышал от других людей. Точно так же и второй свидетель говорит с нами устами этого турка, Хамза-паши. — Гримани указал на исповедальню, в которой находился Ион.

— Но я знал его, — запротестовал тот. — Я часто навещал его в его камере.

Ни кардинал, ни граф не обратили внимания на его возражения.

— Что же из этого следует? — спросил Хорвати.

— То, что все их свидетельства нельзя безоговорочно принимать на веру, — ответил кардинал.

— Но разве мы решили выслушать всех троих не для того, чтобы из разных мнений составить одно, самое достоверное?

— Что ж, это правильно. — Итальянец откинулся на спинку кресла. — Я всего лишь позволил себе высказать такое замечание для протокола. Человеческое мнение всегда субъективно. Так что выводы, которые мы сделаем из всего услышанного, должны быть нашими собственными, — заключил он с улыбкой.

— Да. — Хорвати кивнул. — Все мы хотим именно этого.

— Я согласен.

Петру, куда менее искушенный в политике и интригах, верил в простые и непреложные истины.

— Но этот человек был духовником князя, — возразил спатар. — Он говорит о том, что слышал сам. Да, раскрытие тайны исповеди — тяжкий грех, но все же мы обязаны верить в правдивость того, что ему известно. Человек не станет лгать своему духовнику во время исповеди.

— Неужели? — Кардинал Гримани покачал головой. — Я знал людей, которые сильно преувеличивали свои грехи, надеясь на то, что если они будут прощены, то это даст им некоторые преимущества в будущем. Раз уж тяжкий грех прощен, то можно потом совершать те, которые полегче.

— Возможно, ваше преосвященство, это и верно для римской церкви. — Тут Петру явно перегнул палку.

— Это верно для всего рода человеческого, спатар, — поспешил вмешаться граф. — Я уверен в том, что и турки частенько поступают так же, хотя используют для этого свои ритуалы. Многие находят успокоение, заранее выговорив себе прощение. — Он кашлянул, прочищая горло. — Однако замечание было высказано и зафиксировано в протоколе. Я согласен с его преосвященством. Нам следует поторопиться. К слову, мне тоже кое-что неясно, святой отец. — Он повернулся к исповедальне. — Где вы снова присоединились к Дракуле?

— Я пришел к нему в тюрьму, — послышался хриплый голос. — В Вышеграде.[14]

— Он снова был заперт в клетке, как пойманный зверь, — негромко проговорил Гримани.

— Но это было совсем не похоже на Токат, — откликнулся Хорвати. — Дракула жил скорее во дворце, чем в тюрьме. Никаких решеток на окнах. Прекрасный сад в итальянском стиле. А какая местность вокруг! В лесах бесчисленное множество дичи, на которую можно охотиться с собаками и ястребами. Да. — Граф кивнул. — Там можно было жить с удовольствием.

— Неужто с удовольствием? — как-то резко переспросил Петру. — Это после всех убийств, которые он совершил, после того, как пошло прахом все, что было ему дорого, трон потерян, любовь растоптана. — Он нервно проглотил слюну. — Лучший друг предал его и теперь пытается оправдаться перед нами. — Спатар покачал головой. — Вы хотите сказать, что после всего этого Дракула наслаждался жизнью провинциального дворянина?

— Не знаю, — заявил Хорвати с явным раздражением. — Возможно, некоторое время он еще испытывал приступы ярости, но, в конце концов, какой выбор есть у певчей птицы, оказавшейся в клетке? Ей ничего не остается, как только петь. Мир изменился. Как вы сказали, Дракула потерял все — трон, власть, поддержку, любовь. — Взгляд единственного глаза устремился к двум первым исповедальням. — Он уже знал, что такое жизнь в изгнании, но теперь у него было в десять тысяч раз больше врагов, которые поджидали его в темных переулках, готовые воткнуть нож в горло и отомстить. Помните, темница часто является не только местом заключения, но и убежищем.

— Разве он не мог просто устать, хотя бы от крови? — спросил кардинал.

— Что ж. — Хорвати облизнул потрескавшиеся губы. — Об этом нам еще предстоит услышать.

Петру поднял голову и взглянул на розоватый утренний свет, проникающий сквозь бойницу.

— Может быть, сделаем перерыв? Мы провели здесь целый день и долгую ночь. Давайте послушаем все остальное после короткого сна.

— Нет. Я согласен с его преосвященством. — Хорвати посмотрел на кардинала Гримани. — Лучше будет закончить дело прямо сейчас. Это не займет много времени. Вы, спатар, скоро сможете вернуться в теплое гнездышко, к своей молодой жене, а мы покинем замок, чтобы больше не беспокоить вас. Позвольте говорить мне. — Он поднял руку. — Это ускорит дело. Я знаю кое-что из того, что случилось потом, поскольку заседал в суде короля Корвина и слышал те рассказы, которые теперь дошли до вас в новом изложении. Прочтите эти памфлеты. — Венгр указал на стопку книжонок, торчащую на столе. — Они по всему свету проклинали имя Дракулы. Да простит меня Господь, я немало способствовал распространению этих страшных и лживых историй, поэтому проклятие, павшее на меня самого, на мой род и на братство, к которому я принадлежал, усугубилось. Но время шло, и достаточно быстро появились другие страшные персонажи, людоеды, и отвлекли на себя внимание. Христиане нападали на христиан, тогда как турки отсиживались в стороне и только насмехались над нами.

— Как и всегда, — негромко добавил кардинал. — И что же потом?

— Через четыре года, когда шумиха вокруг Дракулы улеглась, его тихо перевезли из Вышеграда и поселили в Пеште. Там ему выделили дом. Более того, двоюродная сестра короля стала его женой.

— Что? — с удивлением воскликнул Петру. — Но почему?

— Дракула по-прежнему был нам нужен, хотя он и проиграл свою партию. Корвин воевал с кузеном Влада, Стефаном Молдавским, тем самым, который, как вы помните, предал валашского князя в самый разгар Крестового похода, заставив его разделить свою небольшую армию. Мой король хотел показать, что валах вполне может заменить молдаванина. Потом, когда два христианских монарха наконец помирились и обратили свой взор на мусульман, Дракула понадобился нам в прежнем качестве. Только теперь он служил предостережением для турок.

— Вы виделись с ним? — спросил кардинал, наклонившись вперед.

— Нет. — Хорвати покачал головой. — Во время редких визитов Дракулы во дворец король избавлял меня от необходимости присутствовать там. Влада показывали послам, особенно турецким. Король веселился, наблюдая за тем, как представители Мехмета лебезят перед ним и торопятся поскорее снять свои тюрбаны. — Граф рассмеялся, хотя как-то не особенно весело, и продолжил: — Но ведь угрозу нужно обязательно привести в действие.

— Это правильно, — одобрительно заметил итальянец.

— И что случилось? — поинтересовался Петру.

— Мир снова перевернулся, — ответил Хорвати.

Венгр повернулся к исповедальням и спросил:

— Кто из вас желал бы рассказать нам об этом?