Учителя человечества.

 

Напротив гигантского собора, в котором огромный распятый Христос тщетно взывает о любви всех ко всем, воз-

 

 

вышается величественное здание военной академии, высшего университета массового человекоубийства.

В здании суда, где государство судит меня за книги против убийства, грабежа и вражды, я постоянно встречаю старенького священника, который с утра до ночи делает в суде все одно только и то же дело: с утра до ночи каждый день он нарушает одну заповедь Христа: "Не клянись", приводя к присяге и склоняя этим тысячи людей к нарушению этой Христовой заповеди.

А в этих величественных зданиях военных академий пожилые и старые профессора, седые, в крестах и звездах, всеми почитаемые, ученые люди заняты каждый день одним только и тем же делом: попранием заповеди Бога: "Не убий", научая своих слушателей, будущих командиров армий, всем тем наивысшим способам массового человекоубийства, до каких только дошли военная наука и преступнейшая человеческая изобретательность.

 

Многие из этих старых, ученых военных -- верующие люди, считающие себя христианами. Многие из них недалеки от смерти, и скоро, может быть, лягут в своих генеральских мундирах с вытянутыми ногами в гробах, и души их предстанут пред Великим Духом жизни. И когда Он спросит их: "Кто вы?" Они ответят: "Мы были учителями христиан". -- "Чему же вы их учили?" -- "Мы учили убивать людей тысячами и миллионами".

Все человеческие науки, все человеческие знания эти профессора войны объединяют для служения великой науке убийства. Но слово "убийство" тщательно скрыто в стенах этих академий. Вместо слов "убийство и разбой" здесь звучат спокойные, деловые слова: "военные операции, военные действия".

Науки о том, как составлять в огромных размерах планы гигантского человекоубийства, -- о, такой гнуснейшей науки вы не найдете в программах военных академий! Здесь только преподается наука "стратегия", вырабатывающая планы военных операций.

Науки о том, как совершать в гигантских размерах убийства народов, как расстреливать ядрами без пощады сотни тысяч сильных мужчин, и слабых стариков, и жен-

 

 

щин, и детей, как разрушать до тла города и деревни, сжигать поля, варварски уничтожая все на своем пути, -- о, такой подлейшей науки нет в программе академических кафедр! Здесь преподается только наука "тактика", учащая, как вести военные действия.

Ад преступлений, зверств и жестокостей скрыт здесь под этими спокойными, деловыми научными терминами.

 

Спокойные, серьезные, деловые, уверенные в высоком благородстве и полезности своего дела, сходятся на лекции слушатели академии, будущие вожди человеческих масс.

Откуда же духу сомненья закрасться в их сердца, их душу?

Она с детства изуродована -- их душа, с тех пор, как белокурыми мальчиками они были одеты в кадетские мундирчики и маршировали на плацах перед военными училищами, крича "ура" своему обожаемому императору.

Откуда сомненью было закрасться в их души, когда с детства им было внушено обожание всего военного?

 

Самые любимые подарки для детей христиан -- это ведь орудия убийства: сабли, ружья, пушки. Христианские родители дарят их своим детям на празднике рождения Христа, учителя любви к врагам, заповедывавшего -- как первое священнейшее для христианина дело -- уничтожение всякого насилия в мире.

И самое величайшее счастье для христианского мальчика -- это прикоснуться к настоящей сабле, к той сабле, все назначение которой в том, чтобы зарезать человека.

 

Вся христианская Европа до сих пор ползает на коленках перед великими героями человекоубийства.

Толпы на улицах, как псы на свисток хозяина, сбегаются на барабанный бой взглянуть на солдат марширующих по улице полков, стройно, как один, поднимающих ноги, отбивая такт.

Памятники на улицах, картины в народных галлереях призывают к поклонению великим истребителям человечества.

Они обоготворяют Наполеонов, Фридрихов Великих, Мольтке, Суворовых, Веллингтонов, Блюхеров, Китчинеров, Скобелевых, благословляющих из своих могил отечественные армии на новые и новые избиения народов.

 

 

Христианские родители дарят, как великий завет юношам, книги, восхваляющие подвиги великих полководцев, великих убийц на суше и море, -- Библии убийства, зовущие молодые души восторженно следовать по их кровавым следам.

 

Этот император, заседающий теперь здесь со своими генералами, воспитался, как все цари, среди обожествления войны.

Война -- это сила, слава и радость всех королей.

 

Его дед заслужил славу величайшего монарха, наступив ногой на горло окровавленного Ганновера, потом окровавленной Дании, потом окровавленной Австрии и, наконец, на горло истекающей кровью Франции, которую его великий, обожаемый всей страной, канцлер предлагал через пять лет после победы над нею окончательно дорезать.

 

Этот император, как все цари, вырос среди дворцовых картин, изображающих прелесть войны, где среди дыма и пламени король, подняв к небу сверкающий меч, ведет в бой пылающее храбростью войско. Лицо его полно сияния архангела! Взоры легионов устремлены на него в восторге!

 

Война -- это высшая красота и величие!

 

На дворцовых картинах, среди которых воспитываются императоры, не нарисованы ведь солдатские трупы с вывороченными ядрами окровавленными кишками с калом, не нарисованы разорванные бомбой детские трупики с оторванными, раскиданными кругом, истекшими кровью ручками и ножками, не нарисованы солдаты великих царей с расстегнутыми грязными окровавленными штанами, навалившиеся на насилуемых женщин!

 

Кровь! Но к крови императоров и королей приучают с юности. Прежде, чем начать резать людей, они практикуются в пролитии ее на животных. 50000 животных пало от руки этого императора, -- от той его руки, которая, не колеблясь, подожжет пороховую нить, которая взорвет весь мир для того, чтобы его императорские лавры вознеслись выше

 

 

лавров самого его деда, выше лавров самого Наполеона, выше лавров всех величайших военных убийц мира!

 

Сегодня император обсуждает вновь со своими генералами меры к дальнейшему усилению воинственного духа в народа, -- меры борьбы с разлагающим влиянием социалистической и анархической пропаганды, -- все меры к тому, чтобы через проведение всего народа через солдатчину весь народ его стал, наконец, тем вооруженным народом, тем идеалом, о котором мечтает он, его император: величайшей машиной военного убийства, единым народом-убийцей с семьюдесятью миллионами голов, который, когда грянет час, затопит мир кровью, чтобы над кровавым потоком, в котором погибнут тысячи разрушенных городов и селений, десятки миллионов перебитых мужчин и женщин и детей и тысячи изнасилованных девушек, высоко поднялись его императорские знамена и акции капиталистов его империи.

 

III.