Белые ночиПрошло немного времени, и получил Сенька-тюбетейка письмо от Вовки. Ничего-то он не понял в том письме. Подумал, что у дружка или температура снова поднялась, или он рисовать разучился. А то и того хуже: заврался! В том письме нарисован небольшой человечек, стоит прямо на воде и короткой удочкой из-под ног откуда-то рыбу вытаскивает. Рядом с чудным рыбаком стоит ящик или сундучок (тоже на воде), и добычу рыбачок бросает прямо на воду, и рыба никуда не девается… Чудеса! Сказки. А попросту — враньё. И хоть бы маленький человечек один бы так ловил— так нет, рядом сидят большие дяденьки и тоже… Взял Сенька-тюбетейка Вовкино письмо-рисунок и пошёл к двоюродному Коле: что это такое? — Ни чудес, ни вранья тут нет, — ответил двоюродный Коля. — А на сказку похоже. Это вовсе не вода, а лёд. Пробивают во льду дырку-лунку и через неё ловят… Верно, брат, как в сказке! Когда меня призовут в армию, на Север буду проситься. Там сплошные чудеса. Вот смотри — всё на картинке видно? — Всё, — подтвердил Сенька. — Как днём? — Как днём… — А на самом деле они, может, ночью ловят! У них же там белые ночи, самое начало, а скоро солнце совсем перестанет садиться… География, брат, — серьёзное дело! Что такое белые ночи, Коля толком не объяснил, некогда ему было. — У меня экзамены на носу… Поживёшь с моё, поучишься столько, сколько я, тогда и узнаешь, а сейчас отскочь! А вот если бы у Коли не экзамены на носу, да если бы он побывал уже в армии, в заполярной части, то он бы рассказал, что такое белые ночи, и тогда не получилось бы у Сеньки под тюбетейкой затемнения. А то Сенька так решил: раз белые ночи, значит, всё становится белым. Земля — белой, точно снова её снегом покрыло, в речках вместо воды вроде как молоко течёт, молоко и в озёрах застыло, деревья в лесу от цветов стали белыми, как яблони весной в армавирских садах или акации… Пограничники все до единого в белые маскировочные халаты вырядились, собаки и лошади на ночь точно седеют, хаты… Впрочем, Сенька иными хат, как белыми, вообще не представлял себе: ведь он вырос на Кубани, где все хаты белятся извёсткой. Вовка по дороге на Север тоже слышал о белых ночах и тоже представлял их себе по-Сенькиному, а на самом деле всё не так. Белые ночи — это просто светлые, прозрачные ночи. О них и рассказать трудно, а нарисовать белую ночь, наверно, ещё труднее… Белая ночь… Всё, что тебя окружает — дома, деревья, небо, земля, вода, — за долгий день будто так пропитается солнечными лучами, что потом, когда солнце на час-другой скроется за верхушками деревьев, всё само начинает светиться мягким-мягким светом. И если в Москве, например, в середине лета «заря с зарёй сходится» (вечерняя заря ещё не погасла, а утренняя уже разгорается), то, начиная от Ленинграда, к северу в летние белые ночи можно спокойно сидеть во дворе и книжку читать, можно рыбу удить — и каждое вздрагивание поплавка увидишь! И чем севернее, тем раньше начинаются сказочные белые ночи. Сказочные — это я не просто для красоты! Мне вот, например, пожившему в Заполярье, думается, что северяне свои сказки сочиняли именно в такие ночи. А сказок у северян много. Правда, другие возражают: сказки свои северяне, мол, сочиняют как раз зимой, когда не то что белых ночей не бывает, а и самого дня нету, и солнце месяцами на небе не показывается, и вместо него по небу гуляют сполохи северного сияния… Ну да рассказ не обо мне, давайте лучше посмотрим, как наш Вовка привыкал к белым ночам. Хотя Вовка и не сразу попал в белые ночи, а постепенно в них входил, но привыкнуть к ним не мог. Пока он болел, он больше спал, а когда спишь — ничего не примечаешь. А вот стал Вовка поправляться… Как-то открыл Вовка глаза средь ночи, и показалось ему, что проспал он важнющие дела, что Светка уже давно во дворе, или в лес пошла, или подалась на заимку к бабушке Марфуше пить парное молоко. Вскочил Вовка с шумом-пыхом и отца разбудил. — Ты чего, сынку? Пить захотел или ещё чего? — Да нет, — чего это вы разоспались, уже день давно. Я на улицу пойду. — Какой там день! Если б день, разве я спал бы? Сейчас полночь, сынок… Это пришли к нам белые ночи. Спи… — Ставни на окна надо приделать, как на Кубани, — сказала мама сонным голосом. — Закрыл ставни— и будто бы нормальная ночь. Или завешивать окна… Не привыкну я, что ночь белая! — Придётся привыкать. Я тоже поначалу среди ночи вскакивал, теперь ничего… Скоро солнце и вовсе садиться перестанет… А ставни, Маруся, на заставе не положены. Надо в любую минуту видеть, что там за окном. Спать давайте, а то завтра у нас пахота… Вовка снова улёгся и покрепче закрыл глаза. А когда открыл их, то был самый настоящий день: мама гремела посудой на кухне, а папы уже не было дома. — Ну вот, проспал… Уехали на пахоту! А вдруг ещё не уехали? Он вскочил с постели, умылся без всяких приказаний, поел без «не хочу» и выскочил во двор. Конечно, Светка была уже на ногах. Она катала в его грузовике всех своих кукол. — Угадай, куда я сейчас поеду? — крикнул Вовка. — Огород пахать, вот куда! — Какой такой огород? — подняла реденькие брови Светка. — Ты что — опять заболел? — «Какой, какой»! Какие огороды бывают? Папа говорил, что с утра будут пахать! Сказал задиристо, а всё ж с опаской глядел на Светку — она ведь тут все порядки знает, не поймёшь, чего от неё ожидать. Так и вышло! Светка фыркнула и сказала куклам: — Посмотрите, люди, на этого чудака! Огород собрался пахать! КСП они поехали пахать, а не огород. Понятно тебе? КСП… — Какую кеспе? — Контрольно-следовую полосу, вот какую! КСП называется. Они давно уже уехали, когда ты второй сон смотрел. — И Куликов уехал? — Голос у Вовки совсем упал. — И Куликов! Он не пахать поехал, он в наряд ушёл, на охрану границы… — И Хмурого взял? — А то как же? Он всегда его берёт… — А ты… ты видела эту полосу? — Чего там смотреть! Полоса как полоса… Это же на самой границе, понимаешь? Туда только солдаты ходят. — А пашут её зачем? — всё расспрашивал присмиревший Вовка. — Чтоб нарушителя цапнуть. Если кто пройдёт по этой самой полосе, так сразу след останется. Понял? Потому она контрольная, потому следовая. Не перелетит же он через неё по воздуху? — Кто не перелетит? — Да нарушитель же! Ох и непонятливый ты… Ну смотри, вот как идёт КСП… Светка взяла щепку, прочертила на земле длинную бороздку, потом отошла от неё шагов на пять и прочертила вторую. — Вот попробуй перейди на ту сторону так, чтобы следочка не осталось! Вовка и пробовать не стал: ясно, что не перейдёшь без следов… А всё ж не хотел сдаваться: — А я там перейду, где полосы этой нет… Светка аж за бока взялась: — А ты поищи, поищи такое место. Борода вырастет, а не найдёшь. Везде полоса. Там, и там, и там. А нету, где граница по озеру или по болоту… Так её всё равно на берегу вспашут, на нашей земле!.. — Значит, шпионы нигде пройти не могут? А как же их тогда ловят… Ты-то видала хоть одного шпиона? Вовка думал, что Светка скажет: «Сколько хочешь». Но она сказала: — Нет. Ни одного. Ни вот такусенького. — Света показала полмизинца. — Зато я знаешь что видела? Пойдём, покажу… Светка, по своей привычке, схватила Вовку за рукав и потащила к воротам заставы. До того разгорячилась — грузовик с куклами оставила у крыльца! Почти сразу же за воротами начинался лес. Только теперь он был не таким, каким его видел Вовка по дороге на заставу. Ели и сосны зелёные, как и тогда, стволы берёз белые, осины зеленоватые, но ветви на них стали какими-то мохнатыми, живыми. — Смотри… — прошептала Светка, показывая на берёзку у самого забора заставы. — Видишь? — Вижу… — так же шёпотом ответил Вовка, увидав на ветках берёзки крохотные светло-зелёные листочки. Если Светка смотрела на деревце молча, точно боясь, что молодые листочки могут сорваться с веток, как птичья стая, и улететь, то Вовка и вовсе затаил дыхание: ведь он впервые прикоснулся к великой лесной тайне — увидел ожившую по весне берёзу. — Теперь начнётся лето… — сказала Светка снова шёпотом. А потом всё громче, нараспев, стала выкрикивать: — Начнётся лето! Лето! Лето! И Вовка, забыв про то, что он не девчонка, следом за Светкой стал, подпрыгивая, выкрикивать: — Лето! Лето! Лето! И обоим им показалось, что молодая берёзка, опоясанная по белому стволу коричневатыми лентами, стала вместе с ними выкрикивать: «Лето! Лето! Лето!»
|
