Время — дом, где мы живем, или оно создается нашим мозгом?
Prediction is very difficult, especially about the future.
Niels Bohr
Do not attack me with your watch.
A watch is always too fast or too slow.
I cannot be dictated to by a watch.
Jane Austen
В Театре танца Нидерландов (Nederlands Dans Theater) молодой ис-панский хореограф Фернандо Эрнандо Магадан (Fernando Hernando Magadan) в 2005 году поставил спектакль с провокационным назва-нием «The time is a house». Современный балет экспериментирует не только со временем (на сколько его можно физически ускорить, замедлить, прервать), но и с, казалось бы, более очевидными и до-ступными человеку координатами: гениальный Иржи Килиан (Jiří Kylián) учит своих актеров нарушать законы механики и чуть ли не гравитации. Когда смотришь его балеты, испытываешь не только восторг, но и изумление от того, куда пришел антропогенез.
Наука XXI века не только размыла границы между отдельными своими областями, но и делает попытки воспринять арсенал когни-тивных средств, веками осваиваемый искусством, — недискретные, размытые описания. Например, противоречивые факты о деятель-ности мозга становятся более понятны, когда мы переходим к нейро-семиотическому рассмотрению разных способов обработки инфор-мации [Яглом 1983; Davidson, Hugdahl 1995; Chernigovskaya 1994, 1996, 1999; Черниговская 2008b, 2010c; Dietrich 2007; Манин 2009; Финн 2009; Fink et al. 2009].
Люди — существа, обладающие сознанием и рефлексией и созда-ющие семиосферу особого характера. Уникальность этого свойства продолжает подвергаться сомнению, в частности потому, что нет яс-ного представления о критериях наличия сознания, особенно у жи-вотных.
Важно и то, что часть когнитивной деятельности происходит не индивидуально, а координировано с другими людьми или артефак-
тами, и сознание, как бы его ни понимать, может рассматриваться
и как распределенный процесс. Не утихают дискуссии о том, являет-ся ли естественный язык нашей видовой спецификой, качественно отличной от других коммуникационных систем, или ведущую роль в антропогенезе играла нарастающая способность к социальному по-ведению высокого ранга.
Очевидно, что человек в его современном виде сформировался как существо, для которого видообразующим является оперирова-ние символами и вторичными моделирующими системами, бази-рующимися на натуральном языке и формирующими сверхструкту-ры — языки второго порядка. К таким системам относятся искусство
и наука как результат моделирующей деятельности, создающей аналог познаваемого объекта, в некотором смысле его заменяю-щий. Особая конструктивная природа искусства делает его совер-шенным средством хранения сложной информации, с необычайной емкостью и экономностью и даже со способностью увеличивать ее количество. Это уникальное свойство произведений искусства при-дает им черты сходства с биологическими системами и ставит их на особое место в ряду всего созданного человеком [Лотман, 1965]. На-учные модели, в свою очередь, представляют собой средство позна-ния, определенным образом организующее интеллект человека и формирующее картину мира — с использованием других когнитив-ных средств.
Галилей утверждал, что книга Природы написана языком мате-матики. Не овладев этим языком — одной из символических систем, мы не можем эту книгу читать. А правда ли универсальный язык — математика? И языком чего она на самом деле является? Не языком ли самого мозга? Следует ли из этого с обязательностью, что мозг — компьютер, перебирающий «единицы и ноли»? На каких языках мозг разговаривает сам с собой (от генов и клеток до продуцируемых им же галлюцинаций)? Как он разговаривает с организмом в целом? Как с себе подобными? Что такое человеческие языки и почему/за-чем они такие разные? Можем ли мы адекватно описывать мир с по-мощью естественного языка — достаточно ли в нем средств? Что за язык — музыка? Особый тип моделирования мира, некая совершен-ная система — подобная математике, и даже сходно построенная, но иначе воздействующая?
Мозг является сложнейшей структурой, но основной вопрос в том, что в нем заложено генетически и в какой мере, как именно внешняя среда и опыт настраивают его. Нейронауки исследуют, как происходит эта работа — каждого из отделов и нейронной сети в це-лом, как перераспределяется активность нейронных ансамблей, как 332 Зеркала, часы и знаки в мозгу, или Кто читает тексты нейронной сети?
и почему происходит формирование новых функциональных свя-зей, как влияют на это поступающая извне информация и генетиче-ские факторы, лежащие в основе когнитивной компетенции.
Что из того мира, который мы воспринимаем и к которому при-спосабливаемся, принадлежит ему, а что порождает наш мозг; зна-чит, вопрос о разделении субъекта и объекта остается центральным.
Ситуацию, где объект исследования не независим от наблюдате-ля, физика пережила давно, когда начала разрабатываться кванто-вая теория и мир смутил кот Шрёдингера. Речь идет о мысленном эксперименте, где в закрытый ящик, содержащий радиоактивное ядро и банку с неким вредоносным газом, помещен кот. Если ядро распадется, вероятность чего составляет 50 %, банка откроется и кот погибнет. По законам квантовой механики, если за ядром никто не наблюдает, то его состояние описывается смешением двух состоя-ний — распавшегося ядра и нераспавшегося ядра; следовательно, кот, сидящий в ящике, и жив, и мертв одновременно. Если ящик от-крыть, то увидеть можно только какое-нибудь одно состояние: ядро распалось и кот погиб или ядро не распалось и кот жив. Вопрос в том, когда система перестает существовать как смешение двух состо-яний и выбирает какое-то одно из них? Такими сюжетами, нарушаю-щими все привычные представления о пространстве и времени, как принято думать, заселен квантовый (то есть микро-) мир, и все там зависит от наличия наблюдателя. В макромире подобных феноме-нов до последнего времени не наблюдалось. Но это в физике, а в на-уках, изучающих живые системы, роль наблюдателя недооценивать не стоит.
Одним из первых, кто ощутил огромные трудности, почти отча-яние, от размышлений о времени, был Августин Блаженный: про-шлое уже прошло, будущее еще не наступило, а настоящего как бы и нет. Или напротив — только оно и есть… Прошлое обязано своим су-ществованием нашей памяти, а будущее — нашей надежде (гл. 14–28 кн. XI «Исповеди» [Августин 1991]).
Да и вообще, не является ли все это продукцией нашего сознания или даже буквально — мозга? Можем ли мы в XXI веке все еще гово-рить о том, что время течет, «как река», без перерывов и с одинако-вой скоростью, само по себе, равномерно и однонаправленно? Похо-же, что нет, и с ньютоновской метафорой времени как текущей реки приходится распрощаться. Мозг должен постоянно определять, что, в каком порядке, когда и где происходит, сравнивать это и состав-
лять насколько возможно адекватную картину мира. Не надо также забывать о временны́ х иллюзиях, о зависимости оценки времени от эмоциональной ситуации — внешней и внутренней и т. д., что луч-
ше всех разработал Анри Бергсон [Бергсон 2001]. К тому же разные процессы в самом мозгу протекают с разной скоростью, и есть вре-менны́е окна, которые позволяют классифицировать поступающую информацию. К счастью, наш мозг обладает системой фильтров, ко-торые не пропускают разного рода «ненужную» информацию. Мало того, такие фильтры еще играют роль ускорителей или замедлите-лей воспринимаемых процессов, чтобы мы не сталкивались с ситу-ациями из фильма «Матрица», когда мгновенные, с нашей точки зрения, события (типа полета пули) оказываются возможными для постепенного наблюдения [Eagleman 2010, 2011]. Такое в известных пределах возможно при различных мозговых нарушениях. Иными словами, время, в котором мы существуем, продуцирует сам мозг,
и это тоже вариант субъективной реальности — qualia.
В мозгу есть зона, отвечающая не только за воспоминания, но
и за способность что-то вообразить, то есть направить мысленный взгляд как бы в другую сторону, — и это гиппокамп. Получается, что в этой зоне сталкиваются прошлое и будущее. Есть участок, гипо-таламус, ответственный за биологические часы. А вот различает ли мозг такие понятия как «до» и «после»? И как теперь, в XXI веке, относиться к каузальности? Обязательно ли она связана с времен-ными характеристиками? Что считать объективным, говоря о време-ни? У Ньютона и Канта время субстанциально, а значит, объективно, у Бергсона — субъективно, оно растягивается, сжимается, застыва-ет... Мозг может играть и в свои собственные игры в зависимости от химических процессов — как эндогенных, так и привнесенных: на-пример, кокаин и марихуана могут изменять время; нейротрансмит-теры допамин, адреналин — химические вещества, которые играют прямую роль в его восприятии. Деформируют время некоторые за-болевания (болезнь Паркинсона, Альцгеймера, шизофрения).
Давно стала очевидна несводимость такой предельно сложной системы, как мозг, к цифровым алгоритмам. Как минимум, наше со-знание представляет собой более чем один способ обработки инфор-мации, вовсе не все они осознаваемы (то есть могут и не принадле-жать сознанию) и не описываются вычислениями в традиционном смысле. Паскаль писал, что разум действует медленно, учитывая так много факторов и принципов, что поминутно устает и разбегается, не имея возможности одновременно удержать их. Чувство действует иначе: мгновенно и всегда. На самом деле то, что Паскаль [Паскаль 2003] называл чувством, вдохновением, сердцем, «чутьем сужде-ния», обозначало непосредственное познание живой реальности в противоположность рассудочному знанию и рациональным вы-кладкам.
|
