Кролик вякнул. Забился, а потом ненадолго затих. И через секунду все повторилось сначала.

Те, кто еще мог передвигаться, накинулись на изувера и обратили его в бегство. Он заперся в доме, откуда сначала слышался грохот падающих ведер, а потом нам посоветовали сматывать удочки. Иначе он начнет нас отстреливать из ружья.

Сука драная, – плакала над окровавленной колодой Катька, стараясь не смотреть на размозженную в кашу голову.

Зверек уже не кричал, но задние ноги еще дергались, словно убегая в спасительные луга. Катькин парень снял с веревки грязное полотенце и прикрыл обоих кроликов.

Давайте ему дом спалим, – предложили активные эмочки.

В гневе они смахивали на осатаневших косматых ангелочков в нашивках и значках.

Ребята! Прекратите! Такими мерами мы ничего не добьемся! Он не специально. Просто он промахнулся, – разорялся Вайпер, не переставая снимать все на видео.

Давайте их выпустим на свободу! – агитировала зеленая лицом Катька.

И их тут же погрызут собаки, – возразила я.

Пока мы пытались мирно решить проблему спасения кроликов, шустрые эмочки не растерялись, ловко подперли входную дверь скамейкой и рванули в сарай за подручным материалом.

А потом они вереницей отправились в деревянное строение, которое своим видом не оставляло сомнений в своем назначении.

Дядька все‑таки тронулся умом. Из‑за дырявой тюлевой занавески то поминутно показывалась его угрожающая морда лица, то из форточки вылетала однообразная брань. Потом он сообразил, что рожами и матюгами ничего не добьется, и тогда действительно выстрелил в дверь, которая осталась невредимой с нашей стороны.

А потом притих. Он не мог видеть, чем мы занимаемся. А мы, организовав цепочку, морщась и повизгивая, передавали друг другу начерпанное в ведра содержимое сортира. Как оно воняло! Надеюсь, что мне не доведется еще раз встретиться с этим запахом.

* * *

Неплохо погуляли, – истерически смеялась Катька, сидя в электричке.

Теперь нам достался целый вагон. Почему‑то никому из пассажиров не захотелось разделить с нами эту поездку.

Ничего, отстираемся, но до дома придется добираться пешком.

Щас! Мы в метро поедем! – запротестовали веселые эмочки, которых после боевого крещения все сильно зауважали.

Через день Кирилл посмотрел кино про укокошенных кроликов, разглядел фотографии и задумался:

Сука этот ваш Вайпер. Провокатор гребаный. Он заранее проплатил мужику это представление. Если бы не ваши девчонки, то вы бы поистерили, поплакали, проблевались и пошли бы обтекать по домам.

Катькин парень хотел ему морду набить. Не Вайперу, конечно, палачу этому.

Если в следующий раз тебе приспичит поиграть в вайперовские игры, позови меня с собой.

В качестве кого? На эмо ты не похож.

В качестве горячо любимого друга. Надеюсь, хоть на друга я похож?

Кирилл оказался прав. Вайпер действительно организовал представление за деньги, а потом ему еще пришлось оплатить отмывание бревен, из которых был построен дом кроликовода.

Некоторое время девчонки ездили в тот поселок, разрисовывали забор кроликовода обидными надписями. А потом кролики исчезли самым таинственным образом. Даже ни одна собака не залаяла.

* * *

Снова его комната. Кирилл развалился на диване, а я пристроилась рядом. Положив голову ему на плечо. Легкая стадия медитации. Глаза смотрят в потолок. Мысли отсутствуют. Но только не у Кирилла.

У меня к тебе предложение, – так ко мне пока никто не обращался.

Руки? – Вскинутая в воздух рука кажется слишком тонкой, почти прозрачной. – Не дам. Она мне самой пригодится.

Ушей. Слушай сюда. Если честно, когда я был готом, мне случалось пересекаться с эмо.

И они тебе активно не понравились, – догадалась я.

Мягко выражаясь. У нас к эмо относятся как к исступленным невротикам.

А теперь он должен сказать, «но ты – другое дело». Но вместо этого звучат совсем другие слова:

– Мне кажется, что у меня есть неплохой план.

Да ну? И где он?

– Прекрати паясничать. Эмо живут эмоциями…

А готы – готикой. Ты был эст‑готом или вестготом? Носил жутко готические трузера и пользовался истлевшей готической туалетной бумагой. Все. Молчу, – с удовольствием отмечаю, что он, несмотря на уверения в своей невозмутимости, все‑таки злится.