От «отцовства» к «детству»...

(юродство как «детство взрослых»; юродство публицистики нигилистов; континуальные мифы русских нигилистов)

 

 

§ 1. Юродство как историософская категория.

 

Чаадаевские размышления о пустоте, бесприютности, а-историч-ности России, высказанные в «философических письмах к неизвестной даме», стали прологом больших Историософских споров о судьбе России, длившихся всю вторую половину XIX века, и на новом витке возобновившихся в настоящее время. Идеологами крупнейших политических и философских течений были предприняты попытки преодолеть эту дискретность, начали создаваться так называемые континуальные мифы, первые – разработаны были в лагере славянофилов и западников. Россия была сравнена в них с дитём, которому необходим отец. Славянофилы искали таких «отцов» в допетровской России, а западники провозгласили лозунг «нет отца в своём отечестве», заменив в своём континуальном мифе несостоявшегося русского «отца» прогрессивной, по их мнению, европейской цивилизацией.

Ни одна из этих концепций не смогла полностью разрешить вскрытые Чаадаевым противоречия. В результате – некоторые последователи первых западников перешли к отрицанию государственности, и иных основ (читай: отцов), став нигилистами. Вообще: нигилизм в России второй половины позапрошлого уже столетия был основным предметом историософских споров, куда включились представители всех политических и философских течений, и мы в своей работе так или иначе будем находиться в сфере этих споров.

Русский нигилизм понимается нами не просто как «философия огульного всеотрицания». Это – большой историософский проект, ещё один вариант континуального мифа. Конечно, вариант антигосударственный, антиправительственный, но, как и каждый континуальный миф, направлен на преодоление несообразностей нашего политического, религиозного, социального бытия.

Вокруг русского нигилизма ведутся долгие споры, многие учёные на протяжении полутора столетий размышляют о том, можно ли русских нигилистов отождествлять с западными (Ф. Ницше, А. Шопенгауэр). Многие, начиная с А. Герцена и Н. Михайловского писали об особости русского нигилизма. Михайловский в частности сказал: «Наш нигилизм был полон веры». Эмигрантский исследователь Н. Зернов писал о лидере русских нигилистов второй половины XIX века Писареве: «Он поменял христианство на примитивный материализм, всецело воспринял теорию утилитаризма и веру в неограниченное могущество науки; однако сохранил религиозный пыл в проповеди своих идей» (83, С. 65). Вот он «специфический ингредиент» русского нигилизма. Этот нигилизм был до странности религиозным! И публицистику свою они стремились сделать «пророческой», тут-то и всплыла неожиданно и была переосмыслена фигура юродивого, введённая в литературно-публицистический оборот Пушкиным, впервые - в драме «Борис Годунов». Юродивый – это в некотором смысле эквивалент шекспировского шута из «Ричарда III», но нашими публицистами он был гораздо сильнее прочувствован, впитан. Наверно, потому, что юродство есть в самом менталитете русского человека, как считает, например, журналистка «Комсомольской правды» Инна Руденко, или современный публицист Марк Липовецкий, сказавший, что «юродство – специфический русский ингредиент».

Не случаен здесь вывод упоминавшегося выше Зернова: «Может показаться странным, что наиболее консервативный слой русского общества – старообрядцы – психологически наиболее близок нигилистам крайне левого лагеря. Эти две группы обладали той же силой убеждённости, готовности к самопожертвованию, непримиримой вражды к государству – качествами редкими среди остальных русских. Кроме того, они верили, что человек должен жертвовать собой ради высших идеалов, что бескорыстие и аскетизм необходимы для достойного существования и что заботы о личном благополучии нравственно разлагают людей. Их односторонний, но исключительно религиозный пыл питался верой в особое призвание России и неприятием существующих социальных условий во имя идеального будущего». (83, С.67). Нам остаётся добавить, что по свидетельству крупного учёного, исследователя древнерусского юродства – Н.В. Понырко, ни один юродивый не принял никонианскую реформу, но все стали старообрядцами.

Помня, конечно, о главном направлении нашей работы: исследовании публицистики нигилистов, мы всё же одной из основных задач этой части нашей работы видим в разработке категории «юродства», уяснении себе природы этого феномена. Итак – юродство нами рассматривается как историософский, психологический, ментальный феномен русской культуры.