ПРОДОЛЖЕНИЕ ПРЕДЫДУЩЕГО ПИСЬМА

Петербург, з августа 1839 года

Мне не судьба уехать отсюда, Господь против меня!.. Новая отсрочка, на сей раз вполне оправданная, я тут ни при чем... Я уже собирался сесть в карету, но тут мне доложили, что меня спрашива­ет один из моих друзей. Он входит. Он требует, чтобы я немедленно прочел письмо. Какое письмо, Боже правый!.. Оно написано княги­ней Трубецкой и обращено к кому-то из ее родных; она просит этого человека показать письмо государю императору. Я хотел переписать его, дабы обнародовать, не изменив в нем ни единого слова, но мне не позволили этого сделать.

— Такое письмо, если его опубликовать, обойдет весь свет,— говорил мой друг, потрясенный впечатлением, которое оно на меня произвело.

— Тем больше оснований сделать его достоянием гласности,— ответил я.

— Это невозможно. Ведь от него зависит жизнь нескольких особ, мне дали его только затем, чтобы я вам показал, под честное слово и с условием, что через полчаса я его верну.

Несчастная страна, где всякий иноземец кажется толпе угнетен­ных спасителем и олицетворяет правду, гласность, свободу в глазах народа, лишенного всех этих благ!

Прежде чем рассказать вам, что написано в этом письме, я дол­жен поведать в нескольких словах одну печальную историю. Глав­ные ее события вам известны, но смутно, как все, что известно об этой далекой стране, которая вызывает лишь холодное любопытст­во: эта смутность делает вас жестоким и безразличным — таким был и я до своего приезда в Россию; читайте же и краснейте, да, краснейте, ибо тот, кто не восстает всеми силами против политики страны, где творятся подобные несправедливости и где смеют ут-

i5

Астольф де Кюстин Россия в 1839 году

верждать, что они необходимы, является до некоторой степени их

соучастником и несет за них ответственность.

Под предлогом внезапного недомогания я приказываю фельдъе­герю отправить лошадей обратно и сказать на почте, что поеду завтра; спровадив этого шпиона, всюду сующего свой нос, я сажусь за письмо к вам.

Князь Трубецкой был приговорен к каторжным работам четыр­надцать лет тому назад за то, что принимал весьма активное участие в восстании 14 декабря.

Речь шла о том, чтобы обмануть солдат и убедить их в том, что Николай I незаконно взошел на престол. Главы заговорщиков наде­ялись воспользоваться суматохой, чтобы совершить военный перево­рот; к счастью или к несчастью для России, в ту пору одни они чувствовали необходимость смены государственного строя. Сторон­ников реформ было слишком мало, чтобы вызванные ими волнения могли привести к желаемым результатам: это были беспорядки ради беспорядков.

Заговор провалился благодаря присутствию духа у императо­ра *, вернее, благодаря неустрашимости его взгляда; решимость, которую этот государь выказал в день своего вступления на престол, предопределила его могущество.

После подавления мятежа требовалось покарать виновных. Князь Трубецкой, один из самых деятельных участников заговора, был осужден и отправлен в уральские рудники на 14 или 15 лет, а затем сослан на вечное поселение в Сибирь в одну из отдаленных губерний, которые заселяются преступниками.

У князя была жена, принадлежащая к одному из самых родови­тых семейств России; никто не мог отговорить княгиню ехать вслед за мужем на верную смерть. «Это мой долг,— говорила она,— и я его исполню; не в человеческой власти разлучить мужа и жену;

я хочу разделить судьбу моего мужа». Эта благородная женщина добилась милостивого позволения заживо похоронить себя вместе с мужем. Как ни удивительно это для всякого, кто, как я, увидел Россию и прозрел дух, который царит в этом государстве, остаток стыда заставил власть уважить эту самоотверженную просьбу. По­нятно, почему патриотические подвиги в чести у начальства — оно использует их в своих целях; но терпеть высшую добродетель, которая идет вразрез с политическими взглядами государя, — не­простительная забывчивость. Вероятно, боялись друзей Трубецких:

аристократия при всей своей мягкотелости всегда сохраняет тень независимости, и этой тени довольно, чтобы смутить деспотизм. Ужасное русское общество изобилует контрастами: многие люди говорят между собой так свободно, словно они живут во Франции:

ата тайная свобода — их утеха, с ее помощью они вознаграждают