Второе письмо к Перовскому.

28-го августа я отправил второе письмо к корпусному командиру следующаго содержания:

«Для приведения Кумыш-курганскаго укрепления в оборонительное положение, оказалось необходимым произвести на первый раз следующия работы:

А) В самом укреплении,—

1) расчистить и сравнять внутренность укрепления;

2) исправить в некоторых местах стены и выложить на всех фасах и башнях верхния стенки высотою в 4 ½ фута;

3) выложить и насыпать почти вновь юго-восточную башню, разрушенную в прошлом году миною;

4) обложить внутренность юго-западной пустой башни новою стенкою, устроить потолок из деревянных перекладин, камышевых мат и земли, и срезать верхушку башни, образовав таким образом из нея два этажа, с тем, чтобы внизу был пороховой погреб, а верхний этаж служил для обороны;

5) исправить северо-западную башню, приноровив ее для помещения орудия и присыпав к ней апарель;

6) исправить разсыпавшийся траверз и стены около входа в укрепление,

7) устроить ворота и над ними крышу, дабы не было препятствия для сообщения по всему северному фасу;

8) исправить земляныя лесенки на банкет севернаго фаса и устроить новую на юго-восточную башню.

В) Вне укрепления,—

1) расчистить и сравнять пространство между стенами укрепления и первым рвом;

2) расчистить первый ров;

3) эскарп второго рва срезать на-нет и сравнять пространство между им и другими рвами;

4) третий ров засыпать или срезать его эскарп также на-нет.

Для работ внутри укрепления употребляется пехота, которая занимается также деланием воздушнаго кирпича (сделано 5 т. штук) и кладкою печей за укреплением, для печения хлебов и варки пищи. Казаки занимаются сенокошением (накошено 2 т. пудов). Вне укрепления работает ежедневно с 20-го числа от 15 до 20 киргиз, нанятых, с разрешения генерала Падурова, по 25 копеек ассигнациями в сутки».

«По 29-е августа половина работ по приведению укрепления в оборонительное положение уже окончена, так что около 10-го сентября я надеюсь, что можно будет перевести туда гарнизон, расположенный теперь лагерем за третьей канавой. Остановка в работе может произойти только при отделке юго-восточной башни и ворот, по совершенному неимению здесь никаких лесных материалов. Недостаток леса и неимение сведения будет ли он доставлен сюда к зиме, или нет, препятствуют также составлению каких-либо соображений на счет зимняго помещения людей. Во всяком случае нынешнею осенью нельзя успеть построить казармы, и люди поместятся, вероятно, в кибитках. Если же из Ак-мечети пришлют сюда несколько лесу, хотя мелкаго, о чем я просил подполковника Йонея, то могут, кроме того, отделать для временного жилья оставленныя на этот предмет неразрушенными четыре сакли без потолков и прибавить к ним, смотря по количеству леса, еще несколько землянок».

«Поручение Вашего Высокопревосходительства относительно указания пунктов для постов в окрестностях Ак-мечети, снабжения их инструкциями и указания, где и как должны быть исправлены дороги к постам, я окончил; относительно же предстоящих рекогносцировок караузякских разливов и Голодной степи и другия привожу к окончанию. Подробные отчеты по всем этим предметам я буду иметь честь представить Вашему Высокопревосходительству в Оренбурге. По приведении Кумыш-кургана в оборонительное положение и по переводе туда людей, я намерен отправиться в Ак-мечеть».

«21-го августа от Хаджи-Ниаза приезжал сюда киргиз узнать, есть ли в Кумыш-кургане русские, и сказал, что лишь только Хаджи-Ниаз узнает, что есть, то пришлет к нам настоящих посланцев и купцов с товарами. Действительно, 24-го числа приехал к нам брат Хаджи-Ниаза Магомед-Латип с двумя письмами, одно к майору Баженову, а другое к Осмоловскому. Магомед-Латип, человек лет 50, с весьма умным и приятным лицом, говорит плавно, ясно, отвечает на все вопросы без видимой недоверчивости.

Видно, что взятие Ак-мечети сильно подействовало на Хаджи-Ниаза. «Брат мой и я», говорил Магомед-Латип, теперь все равно, что русские подданные. Мы это понимаем и искренно желаем жить с вами в мире и дружбе. Нужно вам что нибудь, присылайте к нам своих людей без взякаго опасения, мы исполним все ваши требования, пришлем купцов с товарами и, если понадобится, дадим войско против коканцев. За товарами мы уже послали в Хиву и ждем их дней через двадцать. Брат мой очень жалеет, что не знал о пребывании генерал-губернатора на Сыр-Дарье, а то бы он непременно явился к нему сам». Выражая подобным образом преданность свою русским, хивинцы не забыли, однако, о своих собственных интересах, Магомед-Латип просил, чтобы русские не препятствовали киргизам кочевать около Хаджи-Ниазовской крепости и не задерживали течение реки Яны-Дарьи».

«Ехать в Ак-мечеть Магомед-Латип не желал, отзываясь разными предлогами, хотя и изъявлял сильное желание видеть Осмоловскаго, а между тем, в Кумыш-кургане, по неимению переводчика, мы не могли ни прочитать письма, ни поговорить порядочно с посланцами. Я немедленно же послал киргиза с запискою к Осмоловскому просить его приехать в Кумыш-курган, если только это не может уронить его достоинства в глазах азиятцев. Посланный возвратился вечером 26-го числа с известием, что Осмоловский приехать не может, по причине обилия занятий, и что на русский отряд в 150 человек нападало у Бер-Казаны до 15 т. коканцев, но что коканцы были разбиты и бежали, бросив на поле битвы все пушки, а русские пошли их преследовать. Я не счел нужным скрывать этого известия от Магомед-Латипа. На другой день утром он уехал, весьма довольный нашим гостеприимством».