Января, среда, ТО

 

Я не смогла сказать ему.

Ну как я могла? Особенно после того, как он вел себя так мило за обедом. Кажется, все в школе были в курсе, что бабушка забрала меня из школы во время самоподготовки. Шиншилловая накидка, нарисованные брови, да еще семенящий по пятам Роммель – ну кто мог пропустить такое зрелище? Она так же заметна, как Шер.

Все были озабочены болезнью моего отца. Особенно Майкл. Он все говорил:

– Я могу что‑нибудь сделать? Может, твое задание по алгебре или еще что‑нибудь? Знаю, это немного, но хоть так…

Ну как я могла сказать ему правду, что мой отец вовсе не болен, а бабушка забрала меня с уроков, чтобы проехаться по магазинам! И мы отправились в магазин за платьем, которое я должна надеть на бал, на который он сам не приглашен и который состоится как раз в то время, когда мы с ним должны наслаждаться отличным ужином и космическим действом, происходящим в далекой, далекой галактике.

Я не могла. Не могла сказать ему. Я никому не могла сказать. Поэтому я молча просидела весь обед. Все приняли мою молчаливость за моральную подавленность. Что, по сути, так и было, только совсем не по той причине, по которой думали они. Сидя там, я все больше думала, что

Я НЕНАВИЖУ СВОЮ БАБУШКУ.

Я НЕНАВИЖУ СВОЮ БАБУШКУ.

Я НЕНАВИЖУ СВОЮ БАБУШКУ.

Я НЕНАВИЖУ СВОЮ БАБУШКУ.

На самом деле.

Сразу после обеда я выскользнула из здания, чтобы позвонить из автомата домой. Я знала, что мама будет дома, а не в студии, потому что она все еще не закончила разрисовывать стены в детской. Она пока дошла только до третьей стены, где довольно достоверно изображала падение Сайгона.

– Ой, Миа, – сказала она, когда я спросила ее, не забыла ли она кое о чем меня предупредить. – Прости, пожалуйста. Но твоя бабушка позвонила во время шоу Анны Николь. А ты сама знаешь, какой я становлюсь во время этого шоу.

– Мама, – спросила я сквозь зубы, – а почему ты сказала ей, что не возражаешь, чтобы я шла на этот бал? Ты ведь уже разрешила мне встретиться с Майклом в тот вечер!

– Разве? – голос у мамы был растерянный.

Ну еще бы. Она, конечно, не помнит наш с ней разговор о свидании с Майклом… в основном, потому что она в том момент дрыхла и была абсолютно потеряна для мира. Но ей об этом знать не обязательно. Сейчас важно было заставить ее чувствовать себя как можно более виноватой за то гнусное преступление, что она совершила.

– Милая, мне так жаль. Тебе придется отменить встречу с Майклом. Он поймет.

– Мама! – закричала я. – Не поймет он! Это же должно было быть наше первое настоящее свидание! Ты должна что‑то сделать!

– Дорогая, меня немного удивляет, что ты так расстроилась из‑за этого, – ответила мама суховато, – учитывая твою решимость не преследовать Майкла. Отмена первого свидания прекрасно вписывается в твою схему.

– Очень смешно, мама, – сказала я. – Но Джейн ни за что бы не отменила свое первое свидание с мистером Рочестером. Она просто не стала бы все время названивать ему сама и не позволила бы зайти слишком далеко во время свидания.

– О… – сказала мама.

– Слушай, – продолжала я. – Это очень важно! Ты должна вытащить меня с этого дурацкого бала!

Но мама только пообещала поговорить об этом с папой. И я, конечно, знала, что это значит: мне ни за что не отвертеться от этого бала. Мой папа никогда в жизни не жертвовал своим долгом ради любви. В этом он совсем как принцесса Маргарет.

И вот я сижу тут (пытаясь делать задание по алгебре, как обычно, поскольку я ни талантливая, ни одаренная), понимая, что рано или поздно мне придется сказать Майклу, что наше свидание отменяется. Вот только как? Как мне это сказать? А что если он разозлится и больше никогда никуда меня не пригласит?

Или еще хуже: что если он пригласит какую‑нибудь другую девушку посмотреть «Звездные войны»? Такую девушку, которая точно знает, какие реплики следует подавать во время фильма. Например, когда Бен Кеноби говорит: «Оби‑Ван. Давненько не слышал я этого имени», ты должна крикнуть: «Сколько?», а Бен скажет: «Очень давно».

Кроме меня об этом знают миллионы девчонок. И Майкл легко может пригласить любую из них вместо меня и прекрасно провести время. Без меня.

Лилли вцепилась в меня, пытаясь выведать, что же случилось. Она все время передает мне записки – сегодня травят тараканов в учительской, поэтому миссис Хилл сидит в классе и делает вид, что проверяет письменные работы по информатике. Но на самом деле она заказывает вещи из каталога Гарнет Хилл. Я видела, что она прикрывает его классным журналом.

 

Твой отец очень болеет? – Это последняя записка Лилли. – Тебе придется опять лететь в Дженовию?

 

Нет, – ответила я.

 

Это рак? – Лилли хочет знать. – У него рецидив?

 

Нет, – ответила я.

 

Тогда что это? – Почерк Лилли становится отрывистым, а это верный признак, что она начинает терять терпение. – Почему ты не говоришь мне?

 

Потому что, – хочется написать мне огромными буквами, – правда сразу погубит наши романтические отношения с твоим братом, а я этого не переживу! Неужели ты не видишь, что я жить без него не могу?

Но я не могу этого написать, потому что я пока не хочу сдаваться. Разве я не принцесса королевского дома Ренальдо? А разве принцессы королевского дома Ренальдо так просто сдаются, когда на карту поставлено то, чем они сильно дорожат, как, например, я Майклом?

Нет, они не сдаются. Взгляните на моих прабабок, Агнесс и Розагунду. Агнесс спрыгнула с моста, лишь бы не уходить в монастырь. А Розагунда задушила парня собственными волосами (чтобы не спать с ним). Неужели я, Миа Термополис, позволю такому пустяку, как черно‑белый бал у герцогини Треванни, помешать мне пойти на первое свидание с любимым человеком?

Нет, не позволю.

Так, может, это и есть мой талант? Упрямство, которое я унаследовала от моих предшественниц, принцесс Ренальдо?

Пораженная этим открытием, я торопливо нацарапала записку Лилли:

 

Мой талант в том, что я упряма, как и мои прабабки?

 

С замиранием сердца я ждала ответа. Хотя, не знаю, что мне делать дальше, если ответ будет положительным. Ну что это за талант – упрямство? На нем же не заработаешь, как, например, на игре на скрипке, или на сочинении песен, или на съемках программ для кабельного телевидения.

И все же было бы приятно, если бы я сама вычислила, что у меня за талант. Для того чтобы взобраться на юнговское древо самоактуализации, понимаете?

Но ответ Лилли меня немного разочаровал:

 

Нет, твой талант не в том, что ты упряма, тупица. Иногда ты такой тормоз. ЧТО С ТВОИМ ОТЦОМ?????

 

Я вздохнула, понимая, что у меня нет другого выхода, и написала:

 

Ничего. Бабушка просто хотела съездить со мной в «Шанель», поэтому насочиняла про болезнь папы.

 

Господи, – написала Лилли. – Неудивительно, что у тебя такой вид, словно ты опять проглотила носок. Твоя бабка – просто чудило.

 

Не могу не согласиться. Знала бы Лилли, насколько все плохо.