ПОСЛЕСЛОВИЕ НАУЧНОГО РЕДАКТОРА

Клиентоцентрированную терапию и человекоцентрированный подход в психотерапии российские читатели прочно связывают с именем их основоположника и лидера — Карла Роджерса. Действительно, имя К. Роджерса (подобно именам 3. Фрейда, А. Адлера, К. Юнга, Р. Ассаджиоли, В. Франкла, Я. Морено, Ф. Перлза, Р. Мэя и других отцов-основателей) навечно вписано в анналы современной психотерапии.

Вместе с тем понятно, что ни одна терапевтическая теория и практика не может быть результатом деятельности лишь одного человека. За каждой из психотерапевтических систем стоят многие тысячи адептов-практиков. Следует, однако, отметить, что только очень немногие из числа этих практических психологов способны предъявлять свою пси­хотерапевтическую работу в виде сколько-нибудь ориги­нальных и осмысленных психологических текстов. Если учесть, что психотерапевтическая система, созданная Род­жерсом, занимает вторую позицию (после психоанализа Фрейда) в рейтинге наиболее распространенных и влиятель­ных психотерапевтических систем, то можно представить, насколько велико число психологов-консультантов и психо­терапевтов, работающих в русле человекоцентрированного подхода. До последнего времени вся эта армия специа­листов-практиков пребывала для большинства российских читателей в тени фигуры самого Роджерса. (В качестве очень незначительного исключения сошлемся здесь, к при­меру, на публикации М. Боуэн, 1993, и Н. Роджерс, 1994.)

Книга, которую вы держите в руках, привносит суще­ственное изменение в сложившуюся ситуацию. Авторы этой книги — главным образом европейские психотерапевты, теоретическая и практическая работа которых во многом определяется влиянием Роджерса. Сразу же подчеркнем, что в числе авторов этой книги не найдется, пожалуй, ни од­ного, кого можно было бы назвать подлинным адептом человекоцентрированного подхода в строгом смысле этого слова. Это и понятно, если учесть свободу, эгалитарность и творче­ство в качестве базовых принципов и основ данного подхода, а также негативное отношение самого Роджерса к возможно­сти появления ортодоксии («роджерианства») в сообществе клиентоцентрированных психотерапевтов.

Основная цель издания этой книги в русском переводе состоит в том, чтобы представить современное состояние клиентоцентрированной психотерапии как сложное, много­аспектное проблемное поле и одновременно как неиссякающий источник новых идей, понятий, техник и практик. Каждая из четырнадцати глав книги представляет собой детальное и подчас достаточно эвристичное рассмотрение различных аспектов теории и практики человекоцентрированного подхода в психотерапии. Каждая глава обладает реальным инновационным потенциалом, стимулирующим дальнейшее развитие данного подхода и его взаимодействие с другими направлениями и школами современной психоте­рапии, в числе которых можно указать экспрессивную тера­пию, фокусирование, мультимедийную терапию, психодра­му, семейную терапию и групповую терапию.

Существование человекоцентрированного подхода не­разрывно связано с непрекращающейся дискуссией между Роджерсом и представителями других психотерапевтиче­ских направлений. В этой связи можно сослаться на его диалоги с Бэйтсоном, Скиннером и Мэем (см.: Kirschenbaum, Henderson (Eds.) Carl Rogers: Dialogues. Boston: Houg­hton Mifflin Co, 1989). Такая полемика оформляла своего ро­да «внешний контур» человекоцентрированного подхода, выявляла его специфические отличия от других подходов и школ. Вместе с тем сам человекоцентрированный подход как арена непрекращающихся внутренних дискуссий был скрыт для российского читателя за тем монологом, который до настоящего времени был представлен переводами публи­каций самого Роджерса. Выход в свет данного сборника изменяет ситуацию и в этом отношении.

В кратком послесловии невозможно уделить внимание всем тем дискуссионным аспектам человекоцентрированного подхода, которые обсуждаются авторами сборника. Позволю себе остановиться лишь на двух наиболее принципиальных, на мой взгляд, аспектах.

Один из них имеет отношение к хрестоматийной теме «необходимых и достаточных условий» позитивных терапев­тических изменений личности (см. гл. 4). Роджерс (Rogers, 1957) описывает данные условия как необходимые и доста­точные. Все многолетние усилия критиков Роджерса были направлены на то, чтобы доказать, что эти условия являются необходимыми, но не достаточными. Дж. Боцарт, рассмат­ривая историю данной дискуссии и показывая ее обусловлен­ность исходными предубеждениями критиков, сам оказывает­ся в полемике с Роджерсом, поскольку стремится доказать, что «базовые условия» не обязательно необходимы, но всегда достаточны. Парадоксальным образом тезис Роджерса ока­зывается при этом и чрезвычайно усиленным (всегда доста­точны), и чрезвычайно ослабленным (не обязательно необ­ходимы). Мне представляется, что автор стремится снять напряжение, существующее между человекоцентрированным подходом и другими направлениями современной психо­терапии в вопросе о «необходимых и достаточных условиях» позитивных терапевтических изменений: существуют якобы и другие необходимые условия. Одновременно он делает уступку адептам человекоцентрированного подхода: базовые условия, якобы, всегда достаточны. Ни тем, ни другим не сто­ит волноваться и можно спокойно заниматься своим делом. Все по-своему правы. Проблемы якобы нет. На мой взгляд, это пример «решения» научной проблемы средствами логиче­ской казуистики. Позиция Роджерса иная: он формулирует гипотезу и доказывает ее всей своей теоретической и прак­тической деятельностью. Да, организация и методы научных исследований в области психотерапии еще далеки от совер­шенства. Да, исходные теоретические и личностные установ­ки психотерапевтов оказывают существенное влияние на эф­фективность терапии. Но означает ли все это, что логика научного исследования должна смениться логикой уступок?

Второй заслуживающий особого внимания дискуссион­ный аспект — это понятие Я (см. гл. 3 и 12, а также гл. 9 и 14). Это еще один принципиальной фронт, где тенденции современ­ных исследований в самых разных областях психологии приво­дят к ревизии индивидуалистического понятия Я, якобы изначально характерного для человекоцентрированного под­хода. Однако действительно ли понятие Я у Роджерса можно свести к плоскому индивидуальному Эго? Действительно ли оно игнорирует значимость межличностных отношений и связей? Действительно ли понятие Я у Роджерса — это лишь «западный концепт», ограниченный к тому же временем своего создания? Действительно ли оно настолько внутрен­не противоречиво, что приводит к хроническому кризису идентичности, наблюдающемуся у человекоцентрированных психотерапевтов? Вполне очевидно, что видение Я у Роджер­са являлось скорее организмическим, нежели персонологическим, что основным понятием его подхода было понятие «человек» (индивид, а не личность) и что трактовка тенден­ции к актуализации у Роджерса явно претендовала на универ­сальное значение. Поэтому стремление ряда авторов этого сборника локализовать и ограничить значение термина Я представляется нам явно неадекватным исходным положе­ниям теории Роджерса. В соответствии с положениями его теории Я изначально является универсальной, тотальной, социальной и самоактуализирующейся сущностью каждого человеческого существа. Потенциально эта сущность свобод­на от любых (половых, расовых, возрастных, этнических, культурных и социальных) ограничений, столь явно пред­ставленных в сфере межличностного общения. Актуализация данного потенциала представляет собой главное направление и главный результат человекоцентрированной психотерапии.

Людям свойственно жить с иллюзией, что все, что отно­сится к прошлому (даже весьма недавнему), — вчерашний день. Но это далеко не всегда так. Понимание этого стано­вится особенно очевидным, когда имеешь дело с людьми, масштаб деятельности которых намного превышает обыч­ный уровень. Вполне понятно человеческое желание про­двинуться дальше Роджерса, быть после него, однако для этого нужно осуществить всего лишь такой же прорыв в об­ласти психологии и психотерапии, который сопоставим с созданием гуманистической психологии и человекоцен­трированного подхода. Ясно, что способность реализовать данное желание находится за пределами возможностей эпигонов.

Когда ушел из жизни К. Маркс, Ф. Энгельс сказал, что «че­ловечество стало на голову ниже». Без всякого ложного пафо­са то же самое можно сказать и о К. Роджерсе. В психологии и психотерапии он как никто другой осваивал terra incognita. Его обращения, адресованные всем нам из этой сферы непо­знанного и аконвенционального, обычно воспринимаются как слишком простые, почти банальные, не дающие пищи нашему диспропорционально развитому интеллекту. Подлинность, принятие, эмпатия воспринимаются нами как идеи, в то время как для него они были явлениями практики. Роджерс, остава­ясь психологом-исследователем, обращается к нам из другого измерения, из другого — лишь кажущегося простым, но на де­ле являющегося предельно сложным для нас — бытия. Вот по­чему для того, чтобы оказаться beyond Rogers («за» Роджерсом, «после» и «дальше» него), надо сначала проделать его путь и воплотить в себе его способ бытия.

Будущее человекоцентрированного подхода видится мне не на путях «построджерианского мышления», поскольку сам Роджерс был не просто ученым-мыслителем, не просто методологом «новой науки» и, тем более, «роджерианцем» (сама идея ортодоксии в рамках человекоцентрированного подхода была ему глубоко чужда). Это будущее не связано для меня и с созданием так называемой «интегральной» (или, точнее, эклектической) психотерапии, составленной из разнородных идей, принципов, понятий и техник. Это бу­дущее не видится мной и в «развитии той революции, кото­рую начал Роджерс», поскольку, как прекрасно известно, всякое «развитие революции» в действительности неиз­бежно оказывается инволюцией. Более того, Роджерс не на­чинал никакой революции и уж тем более никогда не призы­вал ее развивать. Он сам был революцией. Именно поэтому будущее человекоцентрированного подхода возможно толь­ко как индивидуальная самоактуализация, революция в пре­делах индивида, переход в иное измерение, индивидуальное воплощение иного способа бытия.

Этот сборник выходит в свет в русском переводе после 100-летия Роджерса (1902-1987). Отдавая дань памяти ко­рифею теоретической и практической психологии XX века, мы не должны забывать, что «воспоминания о Роджерсе» — это всегда воспоминания о будущем. Вот почему книгу, названную «Карл Роджерс и его последователи: психотера­пия на пороге XXI века», я предложил бы завершить его по­следней прижизненно опубликованной статьей (Rogers, 1986; Роджерс, 2001). Эта работа является своего рода его психо­логическим и психотерапевтическим завещанием, в котором он не только резюмирует сущность клиентоцентрированного/человекоцентрированного подхода в психотерапии и консультировании, но и рассматривает новые интуитивные, духовные перспективы своей психотерапевтической практи­ки. Давайте почитаем самого Роджерса, давайте послушаем его самого со всем тем принятием и со всей той эмпатией, на которые способны мы сами.

А.Б. Орлов доктор психологических наук