Перенос и прозрачность

В клиентоцентрированной терапии проработка переноса не рассматривается как сущностный процесс, как своего рода «чистое золото» терапии. Терапевтическое отношение не структурируется таким образом, чтобы обеспечить макси­мальную регрессию клиента. Мы следуем скорее ортопедагогической (orthopedagogic) модели, согласно которой рост стимулируется с самого начала, а упор делается на аспекты реального терапевтического отношения. Шлин идет еще дальше, говоря о переносе как «фикции, созданной и поддер­живаемой терапевтами для того, чтобы защитить самих себя от последствий своих собственных действий» (Shlien, 1987, р. 15). Однако, на мой взгляд, вместе с критиками этой его статьи и такими авторами, как Пфейфер (Pfeifer, 1987) и Ван Бален (Van Balen, 1984), мы должны сказать следующее: «Нет, Джон, перенос все-таки существует». Джендлин по этому поводу отмечал:

«Если клиент — человек с проблемами, он не может не создавать трудностей для другого человека, который с ним столь тесно контактирует. Взаимодействуя и сбли­жаясь с терапевтом, он, вероятно, не в состоянии нести весь груз своих проблем в одиночку. Терапевт непре­менно будет по-своему интерпретировать те трудности, отклонения и фиксации, которые неизбежно возникают в процессе взаимодействия с клиентом. И только в этом случае их взаимодействие сможет выйти за рамки сессии и окажет на клиента собственно терапевтическое воздей­ствие» (Gendlin, 1968, р. 222).

В клиентоцентрированной терапии, как и в психоанали­зе, клиент во взаимоотношениях с терапевтом воспроизводит свое прошлое. Однако способ работы с этим материалом не­сколько отличается от того, как это принято делать в психо­аналитически ориентированной терапии. Во-первых, сущест­вует уверенность, что некоторые реакции переноса, которые могут рассматриваться как мера безопасности со стороны клиента, в условиях хорошего терапевтического рабочего альянса сами постепенно исчезнут без специальной проработ­ки. Во-вторых, сторонники клиентоцентрированной терапии не настаивают на принципиальном приоритете проработки проблемы в существующих здесь-и-теперь взаимоотноше­ниях клиента с терапевтом. По Раису, критерием необходи­мости дальнейшего исследования является яркость и непо­средственность переживания определенных проблем, а не время, в котором они существуют:

«Действительно, любой из моментов времени может заслуживать внимания терапевта. Важно не то, прошлое это или настоящее, а интенсивность, с которой клиент переживает ситуацию. В конце концов, чем ярче пере­живается ситуация, тем, скорее всего, она эмоционально значимее для клиента. Адекватно прорабатывая пережи­вания клиента, мы помогаем ему находить адаптивные ответы в различных специфических ситуациях» (Rice, 1974, р. 303).

Следовательно, полагает Райе, проработка реакций пере­носа в актуальных терапевтических отношениях, существу­ющих здесь-и-теперь, есть не «обязанность», а возможность, один из компонентов терапевтического процесса. Тем не ме­нее лично я полагаю, что этот компонент важен, особенно в условиях длительной терапии. Какова же тогда роль про­зрачности терапевта в проработке реакций переноса в клиентоцентрированной терапии? Вот несколько соображений на этот счет.

Акцент делается не на проработке в целях достижения инсайта, состоящего в распознавании и вытекающем из него понимании того, как клиент искажает образ терапевта и стро­ит свои отношения с ним, а на получении клиентом корректи­рующего эмоционального опыта:

«Недостаточно того, что пациент вновь переживает свои болезненные чувства и использует неадаптивные способы межличностного взаимодействия. В конце кон­цов, он поступает так на протяжении всей своей жизни со всеми, а не только с терапевтом. Таким образом, само по себе повторение, даже если оно является повторным переживанием, еще ничего не решает. Каким-то обра­зом получается так, что вместе с терапевтом пациент не только повторяет, он идет дальше простого повторения. Он не просто переживает вновь,он живет дальше,если на опыте разрешает свои проблемы» (Gendlin, 1968, р. 222).

Для этого «жить дальше» от терапевта подчас требует­ся больше, чем нейтральная благожелательность (Wachtel, 1987). Терапевт должен не только представлять собой «пустой экран», но и — в дополнение к своим эмпатическим интервен­циям — реально и в нужный момент взаимодействовать с тем, что возникает между ним и клиентом, и таким образом выра­жать свою версию происходящего. Так, он может поставить под сомнение представления клиента о себе, противопоста­вив им собственный опыт. Он может сообщить клиенту о том, как тот ведет себя с ним и какие чувства в нем вызывает. При необходимости он четко устанавливает свои собственные ограничения: клиент может «обсуждать» с ним все что угодно, но не может делать все, что ему вздумается. Для того чтобы вести работу с клиентом надлежащим образом, терапевт должен обращать особое внимание на происходящее между ним и его клиентом, на то, какие отношения складываются между ними в общении; он должен также постоянно отслежи­вать, что «делает с ним» клиент. По словам Ялома, пережи­вания, возникающие здесь-и-теперь, являются для опытно­го терапевта «столь же необходимыми, как микроскоп для микробиолога» (Yalom, 1975, р. 149). Подтверждение этим взглядам мы находим также в гуманистическом ответвлении фрейдистской аналитической школы, которая относится к «контрпереносу» не как к «трещине в зеркале», а как к вспо­могательному средству в аналитической работе (Corveleyn, 1989; Wachtel, 1987). Очевидно, мы можем найти здесь связь с интеракционистским подходом, как предполагают Д. Кислер, а также В. ван Кессел и П. ван дер Линден (Kiesler, 1982; van Kessel, van der Linden, 1991).