Глава 2. Враги и друзья народа.

«Нельзя надеяться на благоденствие, пока не погибнет последний враг свободы[42]», говорит Сен-Жюст 10 октября 1793 года в речи «О революционном порядке управления». В этой главе мы попробуем проследить, кого Луи Антуан Сен-Жюст и Жорж Кутон называли «врагами свободы».

Осенью 1792 года безусловным врагом свободы для Сен-Жюста был король Людовик XVI. Нужно обратить внимание на то, что Луи Антуан Сен-Жюст выводит из-под юрисдикции народного суверенитета обвиненного в «угнетении свободной нации» короля, практически так же, как в средневековой Исландии объявлялись вне закона нарушители общественных норм. Таким образом, Людовик исключался из юрисдикции гражданского суда и становился тираном-чужеземцем, который во чтобы то ни стало должен был умереть - во имя свободы Республики![43] Интересно, что все проблемы общества того времени Сен-Жюст связывает с королем — выясняется, что Людовик XVI виновен даже в продовольственных проблемах Республики[44]. 21 января 1793 года короля не стало, но народ Франции не увидел наступившего благоденствия. Виновные тому — жирондисты нашлись быстро. Именно жирондисты, якобы готовившие заговор с целью восстановить во Франции тиранию и возвести на престол сына Людовика XVI, развязали по мнению Сен-Жюста в Республике гражданскую войну[45]. Главное обвинение, которое выдвигал Луи Антуан жирондистам — пособничество тирании. Сен-Жюст их самих называет тиранами и изменниками отечества. Мы видим, что в обвинительной речи против жирондистов Луи Антуан Сен-Жюст воспроизводит ту аргументацию, которую использовал в обвинительной речи против Людовика XVI. Как жирондисты, так и король — изменники, то есть, враги отечества.
Летом 1793 года положение Конвента во главе с монтаньярами было сложным. Республика вела войну на два фронта — против мятежной Вандеи на западе и коалиции европейских держав на востоке. Осенью 1793 года в ряде южных департаментов вспыхнули мятежи. 17 сентября 1793 года Конвент принял печально известный закон «О подозрительных». Для того, чтобы понять, кого Конвент считал подозрительными, обратимся к тексту закона. Подозрительными назывались люди, «Речами, сочинениями, связями, поведением проявившие себя как сторонники тирании и федерализма», смещенные со своих должностей чиновники, не лояльные к революции дворяне, а также вернувшиеся из эмиграции граждане[46].

10 октября 1793 года Сен-Жюст выступил в Конвенте с предложением о необходимости признать порядок управления революционным вплоть до заключения мира.. Вот приблизительный перечень врагов республики осенью 1793 года: эмигранты, их родственники; отставленные и действительные чиновники (министерства — бумажные царства[47]), богачи-мошенники, наживающиеся на военных поставках, аристократия, поскольку она хочет уничтожить Республику, и даже «равнодушные», остающиеся бездеятельными в Республике[48]. Противостоящие «воле народа», находятся вне народа, вне суверена, они — враги народа[49]. Кроме того, врагом французской свободы становится английское правительство, которое «наводнило Республику заговорщиками[50]». Сен-Жюсту вторит Кутон, который во время заседания Конвента требует объявить Питта врагом рода человеческого[51]!

Принципиальное отличие обвинительных речей Луи Антуана Сен-Жюста против жирондистов летом 1793 года и против «врагов революции» осенью 1793 года в том, что размывается определение социальных категорий, называемых «врагами народа». Зимой 1792-1793 гг. врагом народа был король Людовик XVI, летом 1793 года — жирондисты; в первом случае врагом был отдельный человек, во втором — определенная группа людей, достаточно небольшая. Осенью 1793 года врагами народа стали называть неопределенные группы людей. Если гражданин никогда не был ни чиновником, ни родственником эмигранта, он наверняка сможет оправдаться, но легко ли будет доказать гражданину, что он не равнодушен и не бездеятелен?

В конце февраля 1794 года положение Республики не внушало опасения. Революционная армия вышла к границам Франции, федералистский мятеж был подавлен — колонны Тюрро уже прошлись по Вандее. Тем не менее, у народа становилось все больше и больше врагов. «Для установления республики необходимо полное уничтожение того, что ей враждебно. Сетуют на революционные меры! Но по сравнению с другими правительствами мы умерены. <...> В 1787 году Людовик велел расстрелять 8000 человек на улице Меле и на Новом Мосту[52]», говорит Сен-Жюст 26 февраля 1794 года в речи «О лицах, содержащихся в тюрьмах». «Свободу народа», - продолжает Сен-Жюст, «можно установить мечом». По Сен-Жюсту, в марте 1794 года главные враги Республики - эберисты и дантонисты, которые, будучи «соучастниками одного и того же заговора, пытались низвергнуть революционное правительство»; находились в связи с заграницей, собирались обновить состав Конвента, что, по мнению Сен-Жюста, обернулось бы гибелью Республики[53] и реставрацией королевской власти. Кутон был единодушен с Сен-Жюстом: «Эти негодяи осмелились вообразить себе, что смогут вернуть Франции тиранов![54]». Что касается других врагов народа, то здесь мы видим «бездельников», функционеров, а также всех «снисходительных» к врагам.

В апреле 1794 года, после казни Дантона, главными врагами свободы Сен-Жюст снова называет фракции и заседающих там заговорщиков. «Все французы должны разоблачить сторонников тирании, мошенников, иностранных заговорщиков! Пусть сгинут фракции, пусть останется одна свобода», говорит Луи Антуан Сен-Жюст в Конвенте 15 апреля 1794 года[55]. В тот же день Кутон, выступая в Конвенте, требует выслать из Парижа всех дворян на расстояние не менее 10 лье и при том следить, чтобы слишком много дворян не собиралось в одной коммуне[56].

10-го июня 1794 года Кутон выступает в Конвенте с речью «О революционном трибунале», в которой он дает наиболее всеобъемлющее определение, кого стоит считать «врагами народа». По Кутону, «враг народа» - это тот, кто пытается уничтожить «общественную свободу»: призывает к восстановлению королевской власти, унижает революционную власть или Конвент, помогает заговорщикам или аристократии скрываться и избегать наказания, распространяет ложные слухи, препятствует просвещению народа, стремится развратить общественное сознание. Кроме того, Жорж Кутон относит к числу «врагов народа» тех, на кого распространялись предыдущие законы о наказании заговорщиков и контрреволюционеров (дворян, родственников эмигрантов, иностранцев, «снисходительных» и проч.). Все эти люди подпадали под юрисдикцию Революционного трибунала, который выносил только одну меру наказания — смертную казнь. Теперь врагом народа мог стать практически любой гражданин Франции; как справедливо отмечает Патрис Генифе, на июнь-июль 1794 года приходится пик якобинского террора - «Великий Террор[57]».
По мере того, как раскручивался маховик Террора, круг врагов народа расширялся. Однако юридическое обоснование преследование врагов народа была практически одинаковым как во время процессом над королем, так и во время «Великого террора» июня 1794 года. Поскольку обвиняемый выступал против народного суверенитета, он выводился из-под юрисдикции гражданского права, и подпадал под юрисдикцию чрезвычайных органов революционного правосудия, что создавало черты законности Террора.

Итак, судя по выступлениям Сен-Жюста и Кутона, у народа было множество врагов. Но были ли у него друзья? Прежде всего, это избранный народом, а следовательно, наделенный самим сувереном властными полномочиями Конвент[58]. Поскольку суверенитет народа неделим, непередаваем и неотчуждаем, он - самодостаточная сила, которая может вершить суд над мятежниками[59], следовательно, друг народа — сам народ, добрые граждане, которым необходимо «тесно сплотиться для уничтожения своих врагов[60]».
Разобравшись с тем, кто был врагами и друзьями народа, мы проанализируем представления об общественном спасении Сен-Жюста и Кутона, а также попробуем выявить обоснование ими конкретных террористических мер.