III. Про Бо
Я решила стать гламурной. Действительно, почему бы нет? Казалось бы, у меня с рождения все для этого имеется: пятачок, розовый цвет, сексуальный хвостик и ошейник Swarovsky. И живу я на Рублёвке. Я очень гламурная. Чтобы было не так жарко, я залезла в тазик с опилками. Мне их хозяйка специально в зоомагазине покупает. Приятно валяться в опилках и чувствовать себя гламурной. Немного смущало окружение. Курицы были обычными наседками, несли яйца и гадили где попало. Я решила, что для гламурности не так важно, кто где гадит. Важнее – кто как выглядит. Я открыла курятник. Все как всегда. Придётся побыть стилистом. Я пару раз хрюкнула, и курицы уставились на меня своим испуганным одним глазом. – Вот тебя, к примеру, как зовут? – спросила я рыжую несушку. – Ряба, – натурально ответила она. – А теперь будут звать Изольда. – Я вильнула от удовольствия хвостиком. – Почему? – не поняла рыжая Ряба. – Потому что Ряба – это не гламурно. А Изольда – это самое то. Трёх остальных я назвала Александрина, Степанида и Параша. Последнее имя придумать было сложнее всего. После этого курицы стали выглядеть лучше. Потом я решила надеть на них по цепочке. У меня много разных цепочек. Хозяйка их к ошейнику прикрепляет. Для красоты. Курицы от цепочек отказались. Они прыгали, кудахтали и махали крыльями. Особенно Ряба. Вернее, Изольда. Она кричала, что не собирается становиться похожей на свинью. – А я и так гламурная! – верещала Степанида. – Это почему? – Я даже хрюкала от возмущения. – Потому что меня петух любит! – закричала Степанида мне в ответ. Лучше бы она этого не делала. Остальные несушки набросились на неё со своими клювами, прыгали на неё своими лапами и кричали, что петух их всех любит. – Значит, вы все гламурные! – кричала несчастная курица, еле успевая отмахиваться от товарок. Из моего ошейника высыпались все блестящие камешки. Я уже сама перестала быть гламурной, пока в этом курятнике сидела. Всё‑таки есть большая разница, где проводить время. Я подумала, что Бо с его кондиционированной будкой тоже довольно гламурная личность. И Бо – звучит неплохо. Не то что там Бобик какой‑нибудь. Его только надо было немного украсить. Украшения я поискала в доме. На уши Бо мы надели булавки для галстуков. Получилось стильно. На талию (расстояние между хвостом и головой Бо называл талией) мы прикрепили чехольчик для мобильника. В помойке я раздобыла окурок сигары. Правда, для этого пришлось перерыть всю помойку. И кое‑что съесть. Вернее, почти все. Почти все съедобное. И немного того, что несъедобно. Ведь не всегда сразу поймёшь, что съедобное, а что просто хорошо пахнет. С булавками для галстука, мобильником и сигарой в зубах Бо был очень гламурен. Я принесла ему круглое зеркало. Бо сначала испугался. Он видел себя в зеркало в первый раз. Потом долго не мог оторвать взгляд от своего изображения. – Ну что, Бо? – заволновалась я и на всякий случай вильнула хвостиком. Бо долго молчал. Я уже подумала, не снять ли ему булавку с левого уха или, может, потушить сигару, как он медленно и лениво протянул мне переднюю лапу. Я протянула свою, чтобы пожать её. – Не благодари, Бо, – улыбнулась я. – Сделай‑ка мне маникюр! – Бо кивнул на свои длинные, закруглённые когти. – Что? – не поняла я. – Маникюр, – объяснил Бо. – Что‑то у меня лапы не в порядке. – Ладно, Бо, я никогда не пробовала, но, думаю, у меня получится. Мне пришлось сбегать домой, чтобы найти пилку своей хозяйки. Пилка когти Бо спилить не смогла. Тогда я принесла хозяйские маникюрные ножницы, но и они не справились. На счастье Бо, рядом с клумбой валялись садовые ножницы. Я уже очень устала, взмокла и проголодалась, когда маникюр Бо был закончен. – Посмотрись в зеркало, Бо. Теперь ты по‑настоящему очень, очень гламурен. Давай с тобой прогуляемся до собачьей площадки? Глядя в зеркало, Бо даже порычал от удовольствия. Я виляла хвостиком, ожидая похвалы. И представляла, как мы с Бо, оба такие гламурные‑прегламурные, сейчас так гламурненько выйдем за ворота и пойдём гламуриться бок о бок по всему нашему посёлку. Я буду похрюкивать, а Бо – курить сигару. Бо принёс небольшую косточку и кинул её мне в пятачок. – Спасибо за маникюр. Я пошёл. – Пошёл? – Я не могла поверить своим ушам. Бо попыхивал сигарой и даже не оборачивался. – А как же я? – Я готова была расплакаться. – Ты? – Бо полюбовался на свой маникюр. – Посмотри, какой я стал гламурный! Не со свиньёй же мне ходить! Ворота за ним захлопнулись, а я горько заплакала. Так, плача, и съела всю его косточку. Не разжёвывая. А на следующий день хозяйка принесла мне новый ошейник. В этот раз не со Swarovsky, а из крокодиловой кожи. «Круто». – Она сказала. Я надела и пошла к Бо. К ошейнику Бо была привязана цепь. – Не узнаю фирму, – удивилась я. – Это чёрное золото? Или новое слово в ювелирной моде? Бо тряхнул головой, цепь зазвенела. – Бо, а почему эта цепь привязана к забору? Бо молчал. – Бо! – Я даже зажмурилась от своей догадки. – Бо, это имеет какое‑нибудь отношение к садомазо? Бо зарычал и посмотрел на меня. – Это имеет отношение к твоим свинским штучкам! – Не понимаю, что ты имеешь в виду? – Кто сказал, что все гламурные собаки носят на ушах булавки для галстука и курят сигары? – Ну… я в журналах видела. А что? Они носят ещё что‑нибудь? – Цепи они носят! Как сказал мой хозяин, когда забирал у меня свои золотые булавки и тушил пожар от моей сигары! – Бо, надо было взять меня с собой… – Эх, просто не надо было становиться гламурным. Сейчас бы бегал себе спокойно… Со свиньями. Было жаль Бо. Я весь день его веселила, изображая косточку.
|