Об изгнании падших духов из человека

Матушка была провидицей, утешительницей, наставницей; ска­жет словечко — и душа повернется. Души целительница, избави­тельница от мук бесовских. Муки были разные, от разных бесов: немощь, расслабление, окаменение, беснование, одержимость... Я как-то ее спросила: «Матушка, а можно выгнать бесов из челове­ка?» Она сказала: «Можно, но это сопряжено с мукой — надо пре­кратить дыхание, как бы умереть, и выдержать это человеку почти невозможно». Была у нее одна послушница, Даша (она часто при­ходила за советом), которая очень просила Матушку избавить ее от недуга. Матушка согласилась: «Ложись на пол», — и стала молить­ся, а когда наступил момент — клубок подошел и закрыл дыхатель­ное горло, Даша взмолилась: «Не могу, оставь меня». В Евангелии от Марка (9, 26) этот момент хорошо показан: при исцелении Спа­сителем бесноватого нечистый дух, «вскрикнув и сильно сотрясши его, вышел; и он сделался как мертвый, так что многие говорили, что он умер».

Часто бывало так (не со всеми, правда): наложит пальчики на го­лову и скажет: «Ой, ой, сейчас я тебе подрежу крылышки, повоюй, повоюй пока! Ты кто такой?» — спросит, а в человеке как зажужжит. Матушка опять скажет: «Ты кто?» — а он еще сильнее зажужжит, а потом она скажет: «Ну, повоевал комар, теперь хватит». Начнет мо­литься — человек все тише и тише. Однажды четверо мужчин при­везли старушку. Она махала руками, как ветряная мельница, а когда Матушка отчитала ее, он ослабла и стала как кисель.

Мать Екатерины Жаворонковой внезапно заболела падучей. Припадки с пеной у рта, изгибалась через спинку кровати и падала, извиваясь, на пол. Ее привезли к Матушке. От двери она ползла к Матушке. Та напряженно сидела, наклонившись вперед, вытянув ручки. «Ой, какого засадили!» — говорит. Отчитала, а потом обрати­лась к больной: «Одна я не справлюсь; если ты будешь сама мне по­могать, тогда будешь жить: надо каждое воскресенье тебе прича­щаться». Один раз она пропустила причастие — припадок повторил­ся с большей силой. У них в квартире жили муж и жена, они пости­лись под христианские праздники, надевали рваную одежду и бегали по коридору квартиры с гоготом, ржали, стучали, как копытами. Ма­тушка сказала Екатерине (до войны, после того как ее мать поправи­лась, Матушка долго жила у них на Ульяновской): «Человек челове­ка скорежит — Бог поможет, а вот если Бог скорежит — никто не по­может!» Так и было. В 1953 году Катя вернулась из лагеря, так эту колдунью выносили на руках на улицу, клали в коляску — ее парали­зовало, и она вся высохла, такая она стала маленькая.

Приходила к Матушке одна католичка — полька Хеля; от нее ушел муж. В доме напротив, окна в окна, жила женщина, она его приворожила. Он любил Хелю, сына и говорил: «Хеля, милая, я те­бя люблю, но она меня посадила как собаку на цепь, я не могу от нее избавиться!»

Однажды пришла Хеля — рыдает и показывает нам, что у нее вы­рос горб. Мы все щупали, поверить не могли: на спине горб, жир­ный, острый, как у верблюда. Неделю Матушка отчитывала Хелю, горб исчез.

Вернувшись с Колымы, однажды я встретила Хелю в храме. Она мне рассказала, что стала православной и что Матушка сделала много чудес в ее жизни.

Был и такой случай. В 1946 году, в мае, одна из близких Матушки, Таня, привела женщину-комиссара, в кожаном коричневом пальто, только что приехавшую из Берлина. Муж ее погиб на фронте, а она была безбожницей. Единственный сын сошел с ума. Говорит: «По­могите мне, я сына возила в Базель — европейские врачи не могут по­мочь, я пришла к вам от отчаяния! Мне идти больше некуда».

Матушка выпрямилась и говорит: «Господь вылечит твоего сы­на, а ты в Бога поверишь?» Она: «Я не знаю, как это — верить!» Тог­да Матушка попросила принести воды, сказала: «Смотри», — и на­чала при ней громко читать над водой молитвы (какие именно она читала тогда, не помню, но чаще всего я слышала от нее «Отче наш», «Да воскреснет Бог», девяностый псалом, «Господи Вседер­жителю, Боже сил и всякия плоти» — пятая утренняя молитва), чи­тала недолго и перекрестила воду. Потом налили в пузырек воды, и Матушка, подавая ей пузырек, сказала: «Поезжай сейчас же в Ка­щенко, договорись с санитарами, чтобы они его крепко держали, когда будут выводить. Он будет биться, а ты постарайся плеснуть этой воды ему в глаза и обязательно попади в рот».

Прошло много времени, и мы с братом были свидетелями вто­ричного прихода этой женщины. Она на коленях благодарила Ма­тушку, говоря, что сын здоров. Было так: она приехала в Кащенко и все сделала, как Матушка велела. Там был зал, с одной стороны барьера вывели сына, а она вошла с другого хода, для посетителей. Пузырек с водой был у нее в кармане. Сын бился и кричал: «Мама, выброси, что у тебя лежит в кармане, не мучай меня!» Ее поразило это, откуда он узнал? Она быстро плеснула водой ему в глаза, попа­ла в рот, и вдруг он остановился, глаза стали прежними, и он ска­зал: «Как хорошо!» Вскоре его выписали. Рассказывал матери: ле­том на каникулах, студентом третьего курса университета, в Крыму он провел время с девушкой, перед его отъездом она потребовала, чтобы он женился. Он: «Не могу — учусь». Она: «Тогда ты не доста­нешься никому...» — и появилась около него, невидимо для других, восточная черная женщина и все время истязала его.

Такой случай, когда Матушка читала молитвы на воду, был при мне только один. Не исключено, что были и другие случаи, о кото­рых я не знала, т.к. днем я часто не бывала дома.