Связь ожидания и ценности

В заключение нам остается рас­смотреть вопрос о применимости (и мере этой применимости) к поведе­нию, побуждаемому мотивом власти, модели «ожидаемой ценности», т. е. вопрос о существовании определен­ной связи между привлекательностью и ожиданием успеха (или трудностью достижения цели). Существует ли между ними, как в случае мотивации достижения, обратная зависимость, либо, подобно мотивации аффилиации, эта зависимость прямая или же какого-то иного типа? Принимая в качестве релевантной привлекатель­ности власти переменной пережива­ние власти, мы должны прежде всего различить связанные с этим мотивом две цели — приобретение власти и ее применение. Что касается первой из них, то маловероятно, что привлека­тельность достигнутой власти опреде­ляется не абсолютными или относи­тельными масштабами ее примене­ния, а трудностью ее приобретения. В этом случае, очевидно, ожидание и ценность не связаны друг с другом. Нетрудно представить себе ситуацию выбора, в которой человек предпоч­тет действие, дающее маловероят­ное, но значительное увеличение вла­сти, тому действию, которое принесет ему вероятное, но незначительное ее увеличение. Насколько нам известно, экспериментальные исследования этого вопроса пока еще не проводи­лись.

Если говорить о второй цели — успешное применение власти, то ра­нее считалось, что ценность осуще­ствленного изменения поведения пар­тнера тем выше, чем серьезнее соп­ротивление, оказанное последним. Однако при ближайшем рассмотрении такая обратная зависимость кажется сомнительной, поскольку действия власти не следует смешивать с про­стым насилием и агрессией, при кото­рых возбужденная в партнере враждебность может принести агрессору известное удовлетворение. Весьма вероятно, что именно индуцированная в партнере и не нагруженная отрица­тельным отношением к субъекту го­товность действовать требуемым об­разом повысит привлекательность. Однако степень привлекательности прежде всего определяется важно­стью для субъекта намеченного изме­нения поведения партнера, т. е. опять-таки оказывается не зависящей от ожидания успеха.

К счастью, в этой сложной области уже получены первые эксперимен­тальные данные. В исследовании Мак-Клелланда и Уотсона [D. С. McClelland, R. I. Watson, 1973] испытуемые играли в рулетку в ситу­ации, максимально приближенной к жизненной. Каждый испытуемый на глазах у всей группы делал ставки, выигрывал и проигрывал фишки и т. д. Авторы рассматривали эту ситу­ацию как релевантную проявлениям мотивов престижа и власти. Испыту­емые имели возможность сделать од­ну из восьми ставок, в зависимости от которой выигрыш мог равняться са­мой ставке или ее половине, превы­шать ее в 2 или 5, 8 или 11, 17 или 35 раз; вероятность выигрыша равнялась соответственно 0,58; 0,25; 0,09 и 0,04. Для участия в эксперименте были отобраны испытуемые с доминирова­нием одного из трех мотивов: власти, достижения или аффилиации. Как можно видеть из рис. 7.5, испытуемые с высоким мотивом власти предпочи­тали наиболее рискованные ставки, т. е. приносящие наибольший выиг­рыш, но с наименьшими шансами на успех. Иначе говоря, они ориентирова­лись на величину ценности привлека­тельности и пренебрегали ценностью ожидания. Испытуемые с высоким мо­тивом аффилиации практически вели себя противоположным образом, пред­почитая низкий уровень риска и стре­мясь избежать открытого соперниче­ства. Неожиданным оказалось поведе­ние испытуемых с доминированием мотива достижения, выбиравших не низ­кие, что следовало ожидать для ситу­ации азартной игры [см.: L. W. Litting, 1963; G. H. Litwin, 1966], а высокие ставки.

Рис. 7.5. Зависимость ча­стоты ставок с различ­ной вероятностью вы­игрыша от доминирования тех или иных мотивов [D. С. McClelland, R. I. Wat­son, 1973, p. 133]

В одном из дальнейших исследова­ний Мак-Клелланд и Тиг [D. С. McClelland, G. Teague, 1975] подтвердили неадекватность модели «ожидаемой ценности» для поведе­ния, побуждаемого мотивом власти. Каждый испытуемый мог выбрать, чтобы померяться силой рук, партне­ра равной силы, более сильного или более слабого и проверить свою силу на глазах у остальных испытуемых. Люди с низким мотивом власти выби­рали только соперников или равной силы, или более слабых; испытуемые с высоким мотивом власти предпочи­тали соперников равной силы или более сильных. Они могли выбирать более слабых партнеров, если в их мотиве власти преобладала прежде всего личностная ориентированность, что согласуется с более ранним пред­положением Мак-Клелланда и Уотсона:

«Похоже, что люди с высоким личностно-ориентированным мотивом власти склонны к хвастовству, представляя или выдавая себя за больших любителей риска, чем они оказывают­ся на деле в ситуации создаваемого публичным соревнованием стресса». [D. С. McClelland, R. I. Watson, 1973, p. 131].

Лишь у испытуемых с низким моти­вом власти оценки шансов на успех находились в обратном отношении к

силе партнера. Они отметили в своих самоотчетах, что, проигрывая более сильному противнику, чувствуют себя менее задетыми. Оба эти момента, соответствующие модели «ожида­емой ценности», отсутствуют у испы­туемых с выраженным мотивом вла­сти. Даваемые ими оценки шансов на успех не зависят от силы соперника, и, проиграв, они чувствуют себя тем сильнее задетыми, чем большую зна­чимость они придавали победе над данным соперником. Таким образом, многое говорит о том, что степень удовлетворения мотива власти, а тем самым и сила побуждения зависят исключительно от величины привле­кательности и не связаны с оценкой вероятности успеха.