Высокая финансовая политика

Рейхсканцлера Генриха Брюнинга (1885-1970), ко­торый возглавлял правительство с марта 1930 г. до мая 1932 г., принято ругать примерно так же, как президен­та Гувера, — за упрямое проведение дефляционной (у нас теперь сказали бы «монетаристской») политики, ко­торая не соответствовала условиям глубокой депрес­сии. Брюнинг добивался умеренности бюджетного де­фицита, ограничения кредитования государства Рейхс­банком, недопущения сколько-нибудь значительной эмиссии денег. В этом направлении на него давили и западные державы. Мощным психологическим фак­тором как для немцев, так и для иностранцев была не­давняя германская гиперинфляция.

Коалиционное центристское правительство Брю­нинга не обладало достаточной поддержкой в рейхста­ге, где оно имело слева оппозицию коммунистов, а спра­ва — нацистов, тогда как социал-демократы только «терпели» его, опасаясь худшего в случае ухода Брю­нинга. Правительство правило указами, опираясь на особенности Веймарской конституции и одобрение пре­зидента П. Гинденбурга, сменившего в 1925 г. умерше­го Ф. Эберта [71, р. 72].

Летом 1931 г. правительство столкнулось не только с банковским, но и с валютным кризисом. Под воздей­ствием бегства капиталов золотовалютные резервы Рейхсбанка быстро сокращались. За июнь и первую по­ловину июля они уменьшились почти вдвое. Процент покрытия банкнотной эмиссии золотом, установленный законом в 4:0%, упал ниже этого уровня. Поскольку по опыту начала 1920-х годов считали, что девальвация марки может иметь катастрофические последствия, спасения пришлось искать в срочных кредитах из-за границы. Международного валютного фонда в те време­на не было, для государственных займов требовалось одобрение парламентов; поэтому просить деньги при­ходилось у центральных банков США, Великобритании и Франции, а также у только что созданного Банка меж­дународных расчетов в Базеле (Швейцария). В начале июля президент Рейхсбанка метался на самолете (что было еще новым и довольно опасным делом) между Лондоном, Парижем и Базелем, а его первый замести­тель в это время вел телефонные переговоры с Нью-Йор­ком, где находится самый крупный из банков Федераль­ной резервной системы. Как замечает англичанин Харолд Джеме, автор труда о германском кризисе, «единственный выдвигаемый (немцами. — А. А.) аргу­мент был политическим и к тому времени уже доволь­но избитым: без американской помощи правительство Брюнинга падет и тогда на Германию опустится либо большевистский, либо нацистский террор» [71, р. 312]. Большевиками немцы пугали и французского премь­ер-министра П. Лаваля, но французы привыкли к это­му приему еще с 1919г. и не слишком реагировали.

Результаты этих отчаянных усилий были минималь­ными, и немцам пришлось выбираться из банковского и валютного кризиса самостоятельно. Правительству Брюнинга и Рейхсбанку это с грехом пополам уда­лось. Их действия в банковской области были доста­точно решительными: из взносов коммерческих банков и Рейхсбанка спешно учредили особый банк, един­ственным назначением которого была санация нена­дежных кредитных учреждений; проведено слияние «Данатбанка» с «Дрезднер банк», причем в итоге кон­трольный пакет акций объединенного банка оказался в руках правительства. Бюджетные средства были за­трачены и на санацию других банков.

Правительство приняло известные меры против утечки национального капитала, что было предвест­ником введения в дальнейшем жестких валютных ог­раничений. Центральные банки западных стран согла­сились сотрудничать с целью всемерного ограничения изъятия капиталов из Германии иностранными инве­сторами. Все эти меры позволили в известной степени восстановить доверие к кредитной системе, остановить истощение резервов Рейхсбанка и избежать девальва­ции. Однако экономика Германии в целом оставалась в крайне тяжелом положении.

Банковский кризис 1931 г., разразившийся в обста­новке острой политической борьбы, имел важные со­циально-психологические последствия. В средних сло­ях и в рабочем классе поднялась волна возмущения финансистами: они, мол, сознательно губят попавшие в трудное положение предприятия, заставляют их вы­брасывать на улицу рабочих. Банкиров обвиняли в том, что они завышали проценты за кредит, выбирали угод­ных им клиентов. Много озлобления было среди крес­тьян и торговцев: слова о том, что «банки обирают нас», стали обычной присказкой. Если добавить к этому, что в банковской сфере видную роль играли евреи, станет ясно, какую благодатную почву это создавало для на­цистов и их демагогии.

Цитированный выше Джеме пишет: «Банковская катастрофа привела к тому, что экономический кри­зис стал казаться всеобщим кризисом системы капи­тализма. Уже горевшее пламя народного антикапита­лизма превратилось в мощный адский пожар» [71, р. 323]. Эту волну «антикапитализма» сумели осед­лать гитлеровцы.