ГЛАВА XXVII

Остается еще один повод, — о нем я уже сказал пару слов, — по которому

считается полезным, чтобы каждый лишал себя жизни, а именно: опасение, как

бы не впасть в грех под влиянием или обольстительного сладострастия, или

невыносимо тяжкой скорби. Но если допустить этот повод, то при дальнейшем

рассуждении он приведет к тому, что людям следует советовать убивать себя

в то время, когда они, будучи омыты банею возрождения, получают отпущение

всех своих грехов. Именно тогда — самое вре- мя страшиться будущих грехов,

ибо все прежние прощены. Если добровольная смерть — дело хорошее, то

почему ей не случиться именно тогда? Зачем, в таком случае, продолжать

жить крестившемуся? Зачем оправданному подвергать себя снова стольким

опасностям этой жизни, когда он имеет возможность избежать их путем

самоубийства, тем более что известно: любящий опасность подвергается ей

(Сир. III, 23)? Зачем же любить, или, если не любить, то по крайней мере

рисковать подвергнуться стольким и таким опасностям, продолжая эту жизнь,

когда позволительно прекратить ее? Или же бессмысленный разврат до такой

степени испортил сердца и до такой степени лишил их чувства истины, что в

ту пору, когда каждый должен был бы убить себя из опасения, как бы ему не

впасть в грех, этот самый каждый, тем не менее, думает, что ему следует

жить, чтобы переносить этот мир, полный ежечасных испытаний,

без которых не проходит ни одна христианская жизнь? Итак, зачем же мы

тратим время на увещания, посредством которых стараемся расположить

крестившихся или к девственной чистоте, или к вдовствующему воздержанию,

или даже к верности супружеского ложа, коль скоро у нас есть лучшие и

устраняющие всякую опасность греха средства: ведь мы могли бы привести к

Господу более чистыми и более здравыми всех, кого только смогли бы убедить

подвергнуть себя добровольной смерти вслед за только что полученным

прощением грехов!

Но если бы кто-нибудь действительно полагал, что именно так и следует

поступать, я назвал бы такого даже не глупым, а помешанным. Сколько, в

самом деле, нужно бесстыдства, чтобы сказать человеку: «Умертви себя,

чтобы, живя под властью распущенного варвара, не присоединить тебе к своим

малым грехам грехов тягчайших» Кто иначе, как только с самой преступной

мыслью, может сказать: «Умертви себя, чтобы по разрешении всех твоих

грехов ты не совершил таких же или еще худших, если останешься жить в

мире, в котором обольщает столько нечистых удовольствий, неистовствует

столько возмутительных жестокостей, бытует столько заблуждений и ужасов».

Если так сказать — преступно, то преступно, конечно, и убивать себя. Ибо,

если бы могла быть какая-нибудь законная причина убивать себя добровольно,

то, во всяком случае, она была бы не законнее той, которую мы сейчас

разбираем. Но поелику эта последняя таковою не является, то, значит,

никакой законной нет вообще.