Дядя Николай
Так вот, до войны дядя Николай служил интендантом в одном из танковых полков, дислоцировавшем в Горьком. Не могу назвать его звания – сержант или старшина, но служба у него была, как тогда говорили, очень даже «престижная». И всё бы хорошо, но он стал встречаться с девушкой. На его беду на неё «положил глаз» офицер из особого отдела их воинской части. В итоге явно неравного противоборства дядя Николай и оказался в местах не столь отдаленных. Как пояснил дядя Николай, этот ревнивец особист, используя служебное положение, легко «организовал» донос, что, якобы, на вещевом складе танкового полка имеется недостача. И, конечно, нагрянула «внезапная» проверка, которая, разумеется, «обнаружила» недостачу двух (!) пар трехпалых теплых солдатских рукавиц и двух комплектов солдатской формы. Виновным, само собой, оказался соперник особиста и будущий мой родственник, тогда ещё холостой, дядя Николай.
На фронте зэка Николай Смирнов оказался, как пояснил, после упомянутого Указа Калинина. Тогда его вместе с другими такими же бедалагами под конвоем вели из лагеря через Каму или Волгу по ещё не совсем окрепшему льду. И вдруг рядом с ним под одним из конвойных, шедшему чуть в стороне от колонны зэков или уже даже и не совсем зэков, проломился лед. Молодой конвоир, шедший за ним растерялся. При подобном ЧП, как известно, каждая секунда была дорога. Николай Смирнов, хорошо зная об этом с детства, мгновенно оценил ситуацию, и, не мешкая, выхватил винтовку у конвоира и протянул её безуспешно пытающемуся зацепиться за край полынь солдату. «Ты представь, Лёня, – продолжал он описывать происшествие, – когда этот спасенный мной охранник, как оказалось старший из конвоиров, пришел в себя, то принялся до меня докапываться – с какой такой целью я вырвал винтовку у конвоира? Хорошо, что за меня дружно вступились друзья-зэки, а не то вместо фронта я снова оказаться бы на лесоповале». С войны дядя Николай вернулся не только живым, но и с воинскими наградами – медалями и орденами. На мой вопрос – за какие подвиги – он ответил: – Воевал я минометчиком и выполнял то, что нам приказывали. От нас до вражеских позиций было не близко, так что мы немцев не видели. Дали залп или несколько, сменили позицию и снова стреляем. И только позже, когда нас награждали, мы узнавали, что попадания наших мин были точными, и немцы понесли большие потери. Так что, геройства, Лёня, не было, а награды были». Дядя Николай перехватил мой взгляд – я снова, с завистью, и гордостью, что у меня есть такой дядька, взглянул на его медали и ордена – и пояснил: – У меня больше вовсе не боевых наград, а юбилейных и ещё несколько мирных – за работу после войны. Вот этим, например орденом меня наградили за рекордный намолот зерна. Ты же знаешь, что после войны я работал механизатором. Не забыл же, как в совхозе «Кубанский» мне и дяде Коле приносил на поле к комбайнам узелки с обедом?» Как мне это было забыть, ведь принеся еду, я мог залезть по лесенке на место комбайнера, а потом, когда дядя Николай снова садился за штурвал, он мне даже и порулить комбайном давал. – Ты знаешь, Лёня, – после паузы добавил дядя Николай, – орденом этим меня тогда наградили вместо звезды Героя Соцтруда и ордена Ленина. Очень обидно было, что звезду Героя получил комбайнер, который в Курганской области по намолоту зерна за сезон был вторым после меня. – Почему? – А всё из-за того пятна в моей биографии, что был судим. А у того комбайнёра – моего соперника – и тоже, как и я, фронтовика, судимости не было. Так что, из-за того сволочного особиста я пострадал не один раз. Да и на фронте мои товарищи минометчики получали награды рангом повыше, чем я. Вот и в мирной жизни, как видишь, меня тоже обходили с наградами. *** Воспоминаниями и своими обидами дядя Николай поделился со мной, когда я и отец приехали в гости к Смирновым в село Плоское Лебяжьевского района Курганской области. В эти места семья Смирновых выехала из Калининградской области на освоение целинных и залежных земель. Отцу надо было ехать дальше – в Прокопьевск на шахту им. Ворошилова за свидетельскими подтверждениями, что во время войны он работал шахтёром. А я остался в Плоском, в котором кроме тёти Дуси Смирновой тогда проживала ещё одна сестра отца – тётя Полина Прохоркина (Тимонина). По возрасту она была старше тёти Дуси, но младше отца. *** Отец вернулся из Прокопьевска, и мы, распрощавшись, покинули Плоское. Отец увлеченно рассказывал о шахте и обо всем, что было навеяно этой поездкой в Прокопьевск. Неожиданно он умолк, взглянув на него, я заметил, что он смотрит на рослого и очень загорелого узбека или казаха в тюбетейке: – Знакомого что ли увидел? – спросил я. – Нет, но этот человек уж очень похож на Мовпаса Сагандыкова, о котором я недавно тебе рассказывал. Прямо копия, только Мовпас был пониже ростом и намного шире в плечах… На следующей остановке на свободное место к нам подселился какой-то дедок, как оказалось, в прошлом скорняк.
|
Слушая Иван Павловича, в памяти всплыл рассказ дяди Николая Смирнова, мужа тёти Дуси – младшей сестры отца. В числе моих близких родственников было два Николая – Смирнов, и Тимонин – младший брат отца. Так что мне пришлось определяться, как их называть. Тогда я и решил старшего из них называть дядей Николаем, а дядей Колей брата отца. На фото Николай Варфоломеевич Тимонин запечатлён 3 января 1954 года – в период его срочной службы в армии, на погонах эмблема танковых войск – значки с танками.
На фото в центре дядя Николай Иванович Смирнов, с ним, слева направо: Евдокия Варфоломеевна Смирнова (Тимонина), Ирина Тимонина (Рынкун), рядом за ней – её муж, Тимонин Александр Афанасьевич, далее сын Николая и Евдокии Алик Смирнов, справа от дяди Николая и чуть позади Тимонин Леонид Афанасьевич, рядом Лидия Смирнова – дочь Николая и Евдокии.
