Индивид, чьи свойства определяются тем, что он прекрасный экземплярсвоего вида, совершенная его модель, чье существование сливается с жизненнымпредназначением, не имеет ничего общего с духом. Идеальное мужское начало,являющееся препятствием для восприятия нюансов, предполагаетнечувствительность по отношению к сверхъестественной повседневности, изкоторой произрастает искусство. Чем больше в человеке естественного, темменьше он художник. Гомогенной, недифференцированной, непрозрачной силе людипоклонялись в эпоху легенд и мифологических фантазий. Однако, когда грекипристрастились к умозрительным построениям, культ гигантов сменился у нихкультом анемичных юношей-эфебов; да и сами герои, в эпоху Гомеравеличественные простофили, благодаря трагедии превратились в носителейстраданий и сомнений, не совместимых с их грубой природой. Внутреннее богатство возникает тогда, когда конфликтам не даютвырваться за пределы сознания, в то время как уделом уверенной в себежизненной силы является борьба с внешним противником, борьба с некимпосторонним объектом. В самце, ослабленном определенной долей женственнос-
ти, сталкиваются две тенденции: с помощью того, что есть в немпассивного, он постигает целый мир поражений, а вот с помощью властнойстороны своей натуры он претворяет имеющуюся у него волю в закон. Пока егоинстинкты остаются ненарушенными, он интересен только как представительбиологического вида, но стоит в них вкрасться какой-нибудь тайнойнеудовлетворенности, как он становится завоевателем. Дух его оправдывает,объясняет, извиняет и, ставя его в ряд патетических дураков, оставляет введении Истории -- науки, занимающейся исследованием глупости в еестановлении... Тот, чье существование не представляет собой недуга, недуга сильного иодновременно неопределенного, никогда не окажется в гуще проблем, никогда непознает их опасностей. Условия, благоприятствующие поискам истины исамовыражения, располагаются на полпути между мужчиной и женщиной: именнолакуны "мужественности" являются местопребыванием духа... Если чистая самка,которую не заподозришь ни в сексуальной, ни в психической аномалии, с точкизрения внутреннего содержания более пуста, чем животное, то самец без изъянакак нельзя лучше подходит под определение "кретин". Задержите свой взгляд налюбом человеке, привлекшем ваше внимание или разбудившем ваши эмоции: вмеханизме его личности непременно обнаружится какая-нибудь пустяковаядеталь, поврежденная ему на пользу. Мы по праву презираем тех, кто не извлеквыгоду из собственных недостатков, кто не воспользовался собственнымиизъянами и не обогатился своими потерями, как презираем всякого страдающегооттого, что он является человеком, или попросту не страдающего оттого, чтоон существует. Потому невозможно, наверное, придумать более серьезногооскорбления для человека, чем назвав его "счастливым", равно как нельзяпольстить ему лучше, чем подметив у него "налет печали"... Ведь веселость несочетается со значительными поступками и никто, кроме дураков, не смеетсянаедине с собой. "Внутренняя жизнь" -- удел тонких умов, этаких трепещущих недоносков,подверженных эпилепсиям без конвульсий и пены изо рта. Биологически цельныйчеловек остерегается "глубины", неспособен на глубокие переживания иотносится к этой самой глубине как к подозрительному измерению, мешающемуспонтанности поступков. И тут он не ошибается: вместе с копанием в себеначинается драма индивида -- его слава и закат. Отгораживаясь от безымянногопотока, от утилитарных ручейков жизни, он освобождается и от объективныхцелей. Цивилизацию можно считать "больной", когда тон в ней начинаютзадавать тонкие умы; благодаря им она одерживает решительную победу надприродой, после чего ей остается окончательно рухнуть. Самый характерныйобразчик рафинированности обычно объединяет в себе свойстваэкзальтированного человека и софиста: на собственные порывы он смотрит какбы со стороны и культивирует их, не веря в них. Здесь мы имеем дело сдебильностью сумеречных эпох, возвещающих закат человека. Тонкие умыпозволяют нам мысленно представить себе миг, когда даже консьержи окажутсяво власти эстетских колебаний; когда у крестьян, сгибающихся под тяжестьюсомнений, не будет хватать сил держаться за плуг; когда все люди, страдающиеот ясновидения и лишенные инстинктов, станут угасать, будучи не в силах дажесожалеть об окончании блаженной ночи своих иллюзий.
