Первый председатель; первые годы жизни колхоза 4 страница

Расскажу о моей учебе и работе в I935-I937 гг.

 

 

Северная краевая высшая коммунистическая сельскохозяйственная школа (СКВКСХШ)

 

С развитием индустриализации и коллективизации сельского хозяйства в начале тридцатых годов большое внимание уделялось партийно-политическому образованию кадров, их идейно-политичес­кой закалке. Для подготовки кадров для сельского хозяйства была создана Северная краевая высшая коммунистическая сельскохозяй­ственная школа (СКВКСХШ), которая была в г. Архангельске на Петроградском проспекте, д. 2. СКВКСХШ была с двух- и трехлет­ним сроком обучения. В этой школе давали очень хорошее партийно-политическое и специальное образование. Готовили партийных и комсомольских работников и организаторов сельскохозяйственного производства. На учебу направляли районные комитеты партии чле­нов ВКП(б), комсомольцев и беспартийных, отличившихся на работе, с различных должностей - от бригадира, специалиста до секретарей крупных партийных организаций. Были достойные и беспартийные сту­денты с должностей председателей колхозов, сельсоветов и район­ных организаций.

За успехи, достигнутые в развитии животноводства, зоотех­ника Д. Каркавцеву и меня в декабре 1934 г. Холмогорский РК ВКП(б) направил на учебу в СКВКСХШ в город Архангельск, где мы и учились с января 1935 года по январь 1937 года (два календарных года). Были зачислены на двухгодичное отделение животноводческой секции. Мы были комсомольцами. Приема в партию ВКП(б) в эти годы не было.

Стипендия была очень высокая - 260 рублей в месяц. Это объ­яснялось тем, что на учебу направляли лиц в солидном возрасте, имеющих семью, которую нужно было студентам содержать. Жили мы в общежитии, по 4-6 человек в комнате. Питались в столовой, деньги за питание в которой удерживались в получку сразу на месяц, но хлеб покупали в магазине сами.

Очное обучение в этой школе давало хорошую возможность по­лучить знания по специальности и по идейно-политическим вопро­сам. Преподавательский состав был высококвалифицированным. Ис­торический и диалектический материализм, политэкономию и историю Коммунистической партии большевиков изучали мы по первоисточни­кам. Требования были высокие. Правда, в самом начале обучения (в первом семестре) был один раз бригадный метод сдачи экзамена, который был сразу же осужден и отменен. Суть его заключалась в том, что за все учебное отделение экзамен сдавал один студент, выбранный самими же студентами группы. Например, мне поручили сдать экзамен по истории ВКП(б). Оценку получил "отлично". Эту оценку поставили всем студентам учебного отделения, хотя их пре­подаватель не спрашивал. По другому предмету экзамен за всю группу сдавал второй студент и т.д. по всем предметам, вынесенным на экзаменационную сессию.

Большое внимание уделялось изучению русского языка, лите­ратуры и математики в объеме средней школы. Поэтому по окончании школы наше образование считалось средним, приравненным к 10 классам средней школы.

Изучению предметов по специальности, особенно по животно­водству, на нашем факультете отводилось первостепенное значение и максимальное количество времени. Знания давались самые совре­менные по тому времени. Можно показать на таком примере.

Я и особенно зоотехник Д. Каркавцева при поступлении в ВКСХШ о народной селекции знали многое. В колхозе "Новая жизнь" проводили селекционную работу по улучшению холмогорской породы скота около трех лет. Но вот что стало главным в нашем обучении в школе на факультете животноводства. С первого курса в 1935 го­ду стали нам читать курс научной селекции. С этого момента мы усвоили, что генетика является теоретической основой селекции животных. Курс основ генетики, гибридизацию, выведение

 

 

новых пород животных читал любимый студентами старший преподаватель Шапошников.

Главное внимание в курсе лекций уделялось совершенствованию холмогорской породы скота, повышению ее продуктивности, невоспри­имчивости к болезням и к групповому содержанию коров на привязи в крупных фермах. Этот курс был построен на величайших достижениях русских и советских ученых в области генетики к началу тридцатых годов.

После окончания ВКСХШ все ее выпускники, работавшие в жи­вотноводстве, стали активными специалистами по внедрению науч­ной селекции. Даже "средневековая инквизиция лысенковщины" не всех сбила с правильного научного пути.

Высшая коммунистическая сельскохозяйственная школа дала нам прекрасное марксистско-ленинское образование, хорошо под­готовила нас как специалистов-организаторов сельскохозяйст­венного производства. Но эта школа дала нам очень мало правовых знаний, особенно во взаимоотношениях колхоза с МТС, с леспром­хозом, с соседними колхозами, промкооперацией и другими органи­зациями, а также и с отдельными лицами. Слабы были знания в вопросах сохранения социалистической собственности. Мы не мог­ли правильно оформлять правовые документы и тому подобное. В районе роль юридических служб в обеспечении социалистической законности даже в 1937 году была еще низкой; чувствовалась у руководителей, тем более у тружеников села, правовая малогра­мотность, а порой и безграмотность. Это было в тридцатых годах, а позднее - в пятидесятых, когда наконец-то выяснилась нетерпимость этого положения, стали при­нимать соответствующие, правда робкие, меры по повышению юри­дического образования руководящего состава.

Все студенты школы имели партийные и комсомольские пору­чения и весьма серьезные. Когда я был студентом второго курса, мне поручили вести семинары и групповые упражнения по истории ВКП(б) со студентами медицинского института. Так я приобрел навыки преподавателя.

После окончания СК ВКСХШ выпускники направлялись, как правило, в распоряжение районного комитета партии, направлявшего на учебу в школу. Школа давала рекомендации, какого выпускника, на какой должности лучше использовать. В рекомендациях указывали­сь должности председателей колхозов, директоров и заместителей директоров МТС, заведующих отделений в совхозах, а также исполь­зования на партийной и комсомольской работе в районном и обла­стном звене.

Меня райком партии рекомендовал председателем колхоза "Большевик", Ракульского с/с. Холмогорского района. Колхозники на общем собрании проголосовали за меня. В конце января 1937 го­да я стал председателем колхоза.

 

Председатель колхоза "Большевик"

 

Работал я председателем колхоза "Большевик" всего восемь месяцев, в самый тяжелый (в политическом отношении) 1937 год, с января по сентябрь. Гордиться мне нечем, но всё же расскажу о своей работе.

Сразу же, на этом первом собрании я столкнулся с расхождениями с тем, чему нас учили в сельхозшколе, и с полным забве­нием, вернее пренебрежением, руководства района к требованиям колхозного устава. Четко проявилось новое: все председатели должны полагаться только на указания районного начальства. Пред­седателю указывали, его и наказывали районные партийные руково­дители. Мне сразу четко сказали, что я как председатель колхо­за обязан выполнить план лесозаготовок и сплава во чтобы то ни стало, что я не имею права подвести район, не важно, как там был дан этот план и как это сказывается на делах колхоза. Кол­лективный разум правления и общего собрания колхозников не толь­ко ущемлялся, но просто во внимание не принимался. В жизни кре­стьян веками сложился определенный расклад и очередность всех работ. Нехорош преждевременный сев так же, как и запоздалый. И вот ворвалось в жизнь колхозов нетерпение. Стали погонять раз­ные уполномоченные, запугивать колхозных руководителей, а сами в делах крестьянских мало чего понимали. Труд крестьянский стал терять свою прелесть.

Колхозник как крестьянин стал неволен распоряжаться собой, и общее собрание колхозников все реже стало собираться. Идею коллективного труда и социалистических отношений портили и опош­ляли различные неучи. Все делать стали по команде сверху.

Техника и квалифицированные кадры были в МТС, которая обра­батывала колхозную землю за натуральную плату, установленную сверху. Колхозами стали командовать. Если в начала тридцатых го­дов еще могли колхозники уходить в город, то к середине тридца­тых колхозники не имели паспортов и не могли свободно перемещаться. Труд в колхозе принял разновидность принудительного труда. Деревня постепенно раскрестьянивалась. Беда в колхоз прихо­дила с приездом уполномоченного из района или края (области), который командовал как военачальник, не допуская возражений. Началась подмена сознательности силой приказа. Колхозное произ­водство медленно шло вниз! Я, председатель колхоза, с первого дня превращался не в хозяина колхоза, а в уполномоченного рай­кома, хотя и был только комсомольцем. Приёма в партию до 1938 года не было. Опытные председатели как могли, сопротивлялись, хитрили и были в итоге правы. Партийная ячейка при Ракульском сельсовете еще в начале года сопротивлялась нововведениям во взаимоотношениях с райкомом, но давление на секретаря ячейки означало, что всё зависит от указаний сверху. Все стало крутиться вокруг выполнения сегодняшних задач, началась текучка, про­исходило отождествление: председатель - это колхоз, т.е. нару­шалась та демократия, на основе которой создавались колхозы. При организации колхоза и в Уставе было ясно сказано, что хо­зяин колхоза это - общее собрание колхозников. В этом суть, позволившая организовать колхозы. В 1937 году резко стали нару­шать этот уставной принцип. Лозунг «Дело прежде всего состоит в том, кто стоит во главе колхоза и кто руководит им» был дове­ден в исполнении до такого положения, что колхозное собрание да и заседание правления колхоза были преданы забвению, с их реше­нием райком на считался. Все это привело к плохим последствиям, хотя, в принципе, этот лозунг справедлив и сегодня при правиль­ном его понимании.

Колхоз в январе не выполнил план лесозаготовок. Задание имело оборонное значение. Ежедневно от меня требовали одно: вы­полнить план лесозаготовок, и заготовленный лес сплавить весной по Обокше в запань на С.Двине. В ВКСХШ я получил воспитание беспрекословно выполнять решения партии и уже знал, чем может обернуться невыполнение этого плана. Я отдал все силы, знания и неокрепшие организаторские способности, чтобы любой ценой вы­полнить план лесозаготовок и сплава. Дела колхоза по остальным вопросам поручил своему заместителю, ранее работавшему предсе­дателем этого колхоза, Павлу Черемухину. Ведь он не был освобож­денным заместителем и не мог, конечно, все охватить. Это была моя ошибка. Надо было поручить ему ответственность за лесозаго­товки, а самому руководить колхозными делами. Дело прошлое, те­перь можно об этом и сказать. План лесозаготовок и сплава выпол­нили. Была похвала и премия; ордер на покупку грузового автомо­биля для колхоза.

Посевная прошла сравнительно хорошо, но животноводство хромало на обе ноги, да еще беда случилась: пал племенной жере­бец, которого держали в нашем колхозе для трех колхозов. Винов­ника в гибели пламенного производителя предали суду. Это было чрезвычайное происшествие, омрачившее всю мою работу председа­телем в то тяжелое время. Случилось и второе ЧП, арестовали пред­седателя сельского совета Payшину за то, что когда-то она разде­ляла точку зрения троцкистов.

На меня, как на её заместителя возложили эту работу, пред­седателя сельсовета. Я стал обладателем двух круглых печатей и двойной ответственностью за все происходящее и в колхозе и во всех деревнях Сельского Совета. Это была уже ошибка районных ра­ботников. Нельзя же было на двадцатилетнего парня возлагать сра­зу два такие ответственности. Но работа шла.

Посевную закончили успешно. Даже провели очень интересный эксперимент, о котором кратко поведаю. Бригадир Beликодворской полеводческой бригады на своём приусадебном участка производил вспашку под ячмень сохой, хотя можно было плугом; засевал уча­сток вручную и убедительно доказывал, что под яровые (ячмень и овёс) вспашку почвы плугом производить не следует и заделывать семена в почву на 4-5 см (сеялкой) нельзя, так как резко сни­жается урожай.

В 1937 году весной в колхозе, на поле Beликодворской бри­гады, опасаясь попасть в немилость, в тайне от районного агро­нома, на небольшом участке рядом с основным полем решили прове­рить правоту утверждений бригадира на опытном участке: в хорошо разрыхленную сохой и бороной почву сеялкой семена ячменя заде­лали на глубину до двух сантиметров (не больше).

И вот результат наших наблюдений. В равных условиях на опытном участке семена проросли быстрее, дружнее и гуще, а ведь количество семян высевалось одинаковое. Урожай зерна был значи­тельно выше на опытном участка по сравнению с основным таким же полем, но вспаханным плугом, и семена были заделаны на 4 см, как тогда гласила инструкция. Не знаю, как было дальше с резуль­татами этого опыта, но для меня было ясно то, что на сегодня под яровые надо рыхлить землю и сеять на набольшую глубину, что значительно повысит урожай. Видимо, оправдывается и поговорка: "Сей овёс в грязь, будешь князь".

Опыта с посевом яровой и озимой ржи в разрыхленную, а не вспаханную плугом землю и с заделыванием семян на меньшую глу­бину, чем по инструкции, при мне не произвели. Тогда считали, что хорошо бы рыхлить землю дисковой бороной и ею же сеять.

Колхоз подготовился к уборочной в основном хорошо. Все планы, задания, различные налоги и поставки колхозом и колхозни­ками выполнялись. Жили мы в этом году в каком-то не объяснимом страхе. И вот я допускаю уже личную непоправимую ошибку. 18 ав­густа у меня день рождения. Вечером я пригласил гостей к себе в комнату, находившуюся рядом с комнатой правления колхоза, отметить моё 21-летие. В составе приглашённых были члены правления, зав. МТФ и продавец сельмага, т.е. сельская "знать". Мы выпили, пели революционные песни, играли в карты "подкидного дурака" и вели разговор на различные темы. Информатор на следующий день сообщил о состоявшейся у меня "пьянке", карточной игре и плохих разговорах. Якобы я окружил себя родственниками и покушаюсь на колхозный строй. Вот так обернулось дело.

Меня вызвали в райисполком и райком партии. Я все рассказал, как было, заявил, что о родственниках не знаю и убедительно попросил снять с меня бронь от призыва в армию, заверив руководителей района, что Павел Черемухин, который был до меня пред­седателем, справится с работой. Вот тогда секретарь райкома мне и сказал: "Не в пьянке дело, а в том, что ты сказал, что арес­товывают старых большевиков-ленинцев ни за что, ни про что. Ведь ты закончил комвуз, а разобраться, что к чему не можешь. Мы уже решили, чтобы тебя призвали в армию, может быть, там поумнеешь и болтать при открытых дверях будешь меньше". На следующие сут­ки я получил повестку в военкомат. 1-го октября я был призван в ряды РККА.

Так закончилась моя работа в сельском хозяйстве. В последую­щем я стал профессиональным военным.

­

 

 

 

"Я богат

Не наследством,

A своим босоногим

Детством

Не вещами-

А дорогами

За плечами

Да друзьями"

ДРУГ ДЕТСТВА И ЮНОСТИ

 

У нас с Гришей было пионерское детство, прошедшее в играх, где мы, как конники Буденного, отстаивали завоевания Октября; бы­ла комсомольская юность, когда мы безоглядно шли на штурм ста­рого, за колхозы; было военное лихолетье.

Нас, пионеров двадцатых и комсомольцев тридцатых годов не пугало военное лихолетье и всё то немыслимо жестокое, происходившее в тридцатых и сороковых годах по воле "вождя и учителя", как теперь это называют деспота, и его подручных. Была великая вера в партию большевиков, вера в светлое будущее - социализм, который мы строили и защищали на полях сражений.

Отгремела война, снова счастливая и радостная жизнь. Но не все вернулись с поля брани к этой жизни.

Григорий Иванович Абакумов пал смертью храбрых в первый год Великой Отечественной войны среди первых защитников Родины, отдавших свою жизнь за светлое будущее своих детей, верных при­сяге и Социалистическому Отечеству.

Памяти его посвящаю воспоминания о нашей довоенной дружбе, чтобы его сын и внуки знали, каким был их отец и дед в молодо­сти, чтобы быть достойными его.

Отмечу, что семья моего друга детства Гриши была такая же, как и моя, - "питерского". Уклад семьи был устойчивым и, несмот­ря на бедность земли и суровость жизни, очень характерным для Ичкова, семья Ивана Григорьевича была среднего достатка, обес­печенной, дружной, трудовой. Она имела двух коров, овец, телят и кур. В доме был ткацкий станок, блестящий самовар, металли­ческие кровати с красивыми шарами, венские стулья, висячие и настольные керосиновые лампы с абажурами и другой достаток. До колхоза в этой семье, так же как и у многих, все вместе пахали землю, урожай собирали, в армию сыновей провожали, и свадьбы шумные играли. Молоко, сметана, масло и домашний ржаной хлеб были основой пищи этой семьи, как любого северянина. С создани­ем колхоза братья Григория, Филипп и Павел, ушли работать в Холмогоры. Гриша с матерью остался в колхозе. Люди в Ичкове труди­лись все от мала до велика, от зари до зари. Любовь к земле бы­ла подлинная, и чувство достоинства крестьянина сохранялось в тридцатых годах. Особенностью семьи Ивана Григорьевича было и то, что все были грамотны, много читали и все три брата, Филипп, Павел и Григорий, были гармонистами. Про четвертого - Якова - не скажу: знал я его маленьким. В семье главенствовала мать - Фек­ла. Отец жил в Ичкове мало, больше всего в Архангельске, где ра­ботал в пароходстве: летом - машинистом (и мотористом) на паро­ходах, а зимой ремонтировал корабли, как он любил пароходы вели­чать. Деревню, где был их дом, стали называть Моторихой - в честь профессии Ивана Григорьевича. Детей он любил самозабвенно. Всякий раз, когда приезжал домой, привозил подарки. Особо бало­вал Гришу за то, что тот любил работать, охотиться, ходить в лес за грибами и ягодами и не пренебрегал любой работой по дому и в поле. Все же в семье Гриши, как и в моей, последнее слово признавалось за матерью, потому что большая часть нашей жизни протекала под их неослабным вниманием.

Детство и юношеские годы мы провели вместе, живя в деревне Ичково, работая в колхозе "Новая жизнь", а затем пошли единым путем, став командирами Красной Армии. Итак, наше детство и юношество в двадцатых и тридцатых годах двадцатого века.

Из окон наших домов открывался взору необъятный простор заливного луга, весной и летом утопающего в цветах. В центре луга поблескивало зеркало Линного, небольшого озера, напоминающего след гигантского животного на глубоком снегу. С юга на север идет до трехсот метров поволока, оканчивающаяся глубоким, до 5 метров, стаканом. Ширина этого водоема около 50-100 метров в "поволока," и до 15- 20 м в "стакане". По преданиям, это красивое озерко образовалось в результате падения "камня с неба". Глубина его стакана, якобы, была очень большая, но теперь его занесло песком и илом во время весенних разливов Северной Двины. Это озеро было излюбленным местом купания всей детворы деревни и местом прекрасной рыбной ловли щучек бредешком в прогревшейся воде. Весной, во время разлива С.Двины, за­ливной луг становится нерестилищем для щук. После схода воды с луга в Линном, Колоде, Глубоком ключе и других более мелких водоемах остаются тысячи мальков-щурят.

С наступлением теплых дней вода в водоёмах прогревается, корма много, и щучки очень быстро растут. Над этими водоемами кружат стаи чаек, прекрасных рыболовов. Когда щучки вырастут дo размера 15-20 см длины, мы бежим с Гришей на Линное или Коло­ду с бредешком - мелкоячеистой сетью прочной вязки с вшитым в средину сетчатым мешком-мотней, чтобы наловить этих щурят не только на жаркое, но и чтобы матери насушили этой рыбешки впрок, Опишу все-таки эту рыбную снасть. Обе половины бредешка, отходящие от мотни, называются крылья. Верхний и нижний края прикреплены к веревкам, а с боков подвязаны палки - клячи. За эти

 

в любое время суток могли играть и читать книги. Этому способ­ствовали белые ночи. Лес, птиц, мелких зверушек мы с Гришей очень любили. Любили рыбачить на лесных озерах и меньше на С.Двине. Ходили по грибы, за ягодами, добывали дичь, лесную и водоплавающую, хотя и немного. Мы ходили в лес, как в сказочное царство, где все было мило, дорого и многое уже было знакомо. Мы слушали щебетанье птиц, цоканье белки и даже к голосу нудно­го комара мы с интересом прислушивались. Вообще-то, слушать лес было для нас большим удовольствием, хотя ночью филин своим уханьем приводил нас в трепет. В лесу на каждом шагу раскрыва­лась ранее невиданная красота.

В Северо-Двинской тайге главные породы - ель и сосна. В лесу, закрепленном за колхозом, была еще береза и осина. В тай­ге темные сумрачные ельники мы проходили быстрее, а вот в свет­лых сосновых борах и на большом Варварином болоте задержива­лись, чтобы полюбоваться всей красотой леса. Тайга круглый год в скромном зеленом наряде, всегда таинственна. Мы ее беззавет­но любили. Ещё любили ходить в то место, где растут громадные лиственницы, видные из окон наших домов. Лиственницы, весной и летом темно-зеленые, а осенью золотисто-желтые, привлекали нас своей красотой и могуществом.

Утром, раным-рано, когда еще только заря, мы с Гришей вхо­дили в лес, находившийся в полудреме, тихий и таинственный, ког­да еще не было гомона и суеты птиц. Знакомая нам тропа вела, вообще-то, по знакомому лесу, а все равно как будто идем в пер­вый раз. Сосняки, в которых растет олений мох - лишайниковые, всегда светлые и чистые. Олений мох - ягель - соединение гриба и водоросли - после дождя и ночной росы мягкий и эластичный, словцо резина, а при ясной погоде быстро высыхает и хрустит, как яичная скорлупа.

Мы могли без устали пройти многие километры, быть искусан­ными всякой мошкарой и быть бесконечно довольными виденным, слы­шанным и собранными охотничьими трофеями. А если еще и похвалу получали от матерей за принесенные грибы и ягоды, то уж и сон был весь в видениях леса. Это открытая к природе душа сдружила нас.

До пятого класса мы учились в разное время, соответственно возрасту. Вместе с Гришей учились в пятом и шестом классах, так как у меня почти два года (после четвертого класса) был перерыв в учебе. ШКМ не было, ее открыли осенью 1929. Я жил в Архан­гельске больше года у дяди Дмитрия Евдокимовича Пекишева, был у него учеником слесаря в мастерских Нарпита, а Григорий в это время кончал четвертый класс. Оба были членами Всесоюзной пионерской организации им. В.И.Ленина во время учебы с десяти лет. Да­вали торжественное обещание при поступлении в пионеры: я - в 1926 г., а Григорий - в 1928 г. Получали красный галстук в тор­жественной обстановке и значок. После этого дня на занятия в школу, в избу-читальню, в сельсовет и другие организации должны были ходить при галстуке. Мы с гордостью носили пионерский гал­стук. В отряде был горн и барабан. Ритуалов было много, но чет­ко запомнились пионерские костры. Пионерские отряды были в клас­се. (Здесь пропущена страница)

 

разных классах, следовательно, в раз­ных отрядах. Но вот летом, после учебы в школе, отряд был по месту жительства, где нас, пионеров, объединяли всех. Руководи­ла нашим отрядом в Ичкове учительница. Мы клялись честно и не­уклонно выполнять законы и обычаи юных пионеров, и заветы Ильича.

Нашими пионерскими обязанностями были хорошо учиться, быть образцовыми школьниками. Запомнились такие слова из Торжествен­ного обещания: "Юные ленинцы - стоять за дело рабочего класса, выполнять заветы Ильича будьте готовы!" - Всегда готовы! - дружно отвечали мы.

Ежегодно 19 мая мы отмечали день рождения пионерской орга­низации (этот день был объявлен в 1922 году).

Тридцатый год для колхозной молодежи был особенным. Откры­лась школа колхозной молодежи (ШКМ) в Наволочке, что в 5 км юго-западнее Ичкова на левом берегу Северной Двины (для нас за рекой). В ШКМ учили за 5-й и 6-й классы, седьмой был в Холмогорах, что в 30 км северо-западнее Ичкова. Кроме того, в Холмогорах функционировал зоотехникум. Открытие ШКМ означало поступательное движение но­вой жизни. У нашей молодежи была ненасытная жажда знаний. Учи­лись мы самозабвенно. Почти все мальчишки и девчонки, ранее окончившие 4-й класс, пошли учиться в пятый. Расстояние до школы в пять километров да еще через С.Двину для нас не имело никакого значения. По пути в школу мы обсуждали домашние задания, даже решали сообща задачи. Через реку переплывали на баркасе без боязни в любую погоду. В распутицу весеннюю и осеннюю (в ледостав и в половодье) мы, ученики, жили в Наволочке у местных жителей за плату по договоренности наших родителей с ними.

Любили мы литературу и географию, больше всего историю, но преподаватели стремились привить нам любовь к математике и к русскому языку. Писать без ошибок - был наш девиз.

Учеба в ШКМ нам давалась легко, уроки выполняли быстро и, выполнив все дела по дому, бежали на различные игры. Выделялся Григорий хорошим почерком, умением рисовать и особенно писать плакаты, лозунги и призывы как на бумаге, так и на материи. Был смышленым и активным учеником. Все книги, которые были в наших семьях, мы прочитали, и тогда стали брать у питерского - пенсио­неpa Кудрявина, приехавшего из Ленинграда в Ичково, где у него был прекрасный дом, "коротать старость свою", как он нам гово­рил. Он нас приучил к бережному, аккуратному обращению с книгой. Приходили к нам сверстники Вершинины, и мы вечерами засиживались допоздна: читали, а иногда и спорили о прочитанном в книгах. Книги играли большую роль в нашем воспитании, но художественной литературы в деревне все же было очень мало. Книги читали по очереди.

Седьмой класс можно было окончить только в Холмогорах. Я не имел возможности, а вот Григорий - окончил седьмой, так как его старшие братья Филипп и Павел в эти годы жили и работали в Холмогорах. Желание закончить седьмой класс у меня было настоль­ко велико, что с помощью Гриши достал все необходимые учебники и стал заниматься самостоятельно. Успех в моей самостоятельной учебе был значительный: я успешно сдал вступительный экзамен за семь классов при поступлении в Высшую Коммунистическую сельско­хозяйственную школу. Во время учебы в ШКМ и по ее окончании мы с Гришей были агитаторами, разъясняли крестьянам происходящие перемены в деревне, читали газеты, ходили по домам, призывая подписываться на займы, и особенно активно работали по агитации за колхоз. Мы все это делали по указанию учителя и взрослых ак­тивистов деревни. Мы жили всем, что происходило тогда в стране, особенно успехами первой пятилетки.

Все, кому исполнилось 14 лет, вступили в комсомол. Я - в 1930 году, а Гриша - в 1932 году. Комсомольская ячейка была в Ичкове. Работали на колхозных полях, участвовали в общественной работе и в художественной самодеятельности. Нами руководили учи­теля и колхозные наставники. Было большое стремление участвовать в делах взрослых, в труде наравне с ними. С тридцать третьего года началась активная военная подготовка молодежи в осоавиахимовских организациях. Занимались мы и спортом. В центре Ич­кова комсомольцы совместно с молодыми людьми деревни оборудова­ли спортплощадку, на которой играли в городки, лапту, позднее в волейбол и даже что-то вроде футбола. Жизнь преобразилась. Стар и мал вечерами собирались в избе-читальне. Песни, частушки, танцы и пляски под гармонь и самодеятельные спектакли позволяли весело проводить время.

В 8-9 лет Гриша лихо сыпал переборами на гармошке, а в пятнадцать он был уже гармонистом, любителем народной музыки. Моя попытка научиться играть на гармонике и на балалайке не увенчалась успехом, хотя Григорий и помогал мне в этой учебе. Старшие братья пояснили мне, что "в раннем детстве на мои уши медведь наступил". Поэтому надо быть не музыкантом, а охотником, чтобы наказать медведя.

В тридцать третьем году Грише, по его просьбе, я привез из Архангельска самоучитель игры на гармонии. Не знаю, помог ли Григорию этот самоучитель, но все считали, что Гриша играет на гармошке хорошо, искусство игры осиливал на слух и играл само­забвенно. Даже считали, что он прирожденный гармонист. Любил Григорий играть песни гражданской войны, различные северные "страдания", а также плясовые и душевные песни, частушки и пес­ни, только что им услышанные. Позднее я узнал, что он в части, где служил, и на фронте в годы войны под бомбежками и артобстре­лом играл для бойцов любимые песни.

В Ичкове радостные дни отмечались различными обрядами. Для каждого праздничного события был свой обряд, своя песня, своя радость. Красоту в жизнь колхозников вносила песня и гар­монь. Все было продумано при проведении этих событий. Особенное внимание уделялось свадьбе и престольному празднику Петрову дню, когда уже закончили сев и надо начинать страду – сенокос. Хотя обряды были старинными и зачастую скромными (именины), но какие-то просветляющие и призывающие жить весело, красиво. "Пирушки" с употреблением большого количества водки, ханжи, медовухи, пи­ва и других спиртных напитков презирались. На пирушки не пуска­ли молодых людей, особенно школьного возраста.