Глава 10. В итоге единственными трофеями, доставленными в лагерь, становятся останки парочки дохлых скорпионов

 

В итоге единственными трофеями, доставленными в лагерь, становятся останки парочки дохлых скорпионов, трупы которых нашлись под завалами, и их выжившая жертва – Клара.

Стоит нам припарковаться у школы, Сэнджей отходит с ней сторонку, чтобы, не привлекая лишнего внимания, о чем-то переговорить. Я и без вопросов знаю, что нужно Кларе – найти мужа и детей. Все так смотрят ей вслед, будто считают ее заразной.

Стоит мне приоткрыть дверь в кабинет истории, в нос ударяет запах тухлятины. Подоконники заставлены коробками с просроченными яйцами. Мама где-то откопала целый склад со всем этим добром.

Виновница торжества отсутствует. Понятия не имею, чем она занята и где, но дело житейское, к этому мы привыкли.

Пейдж сидит на своей койке, опустив голову так, что ее волосы прикрывают швы, я даже могу притвориться, что не вижу их вовсе. Локоны ее блестят и выглядят здоровыми, как у любого семилетнего ребенка. На ней платье с цветочками, колготки и кеды розового цвета, которыми она болтает, свесив ноги.

- Где мама?

Пейдж мотает головой. Они вообще не особо разговорчивая в последнее время.

На стуле рядом с ее койкой стоит чашка с куриным супом, из которой торчит ложка. Видимо, мамины попытки накормить Пейдж успехом не увенчались. Когда она в последний раз ела? Я поднимаю чашку и присаживаюсь на стул.

Зачерпнув полную ложку супа, подношу ко рту своей сестры. Но Пейдж не разжимает губ.

- Иии… паровозик заезжает в туннель. – Я дурачусь, расплываясь в улыбке, и пытаюсь запихнуть ложку ей в рот. - Чух-чух! - Это и правда работало, когда она была малышкой.

Пейдж украдкой поглядывает на меня и тоже пытается улыбнуться, но бросает это занятие, как только стежки начинают расходиться.

- Давай же, вкуснятина.

Суп с мясом. Но я сразу говорила, новый мир – новые правила, как только с поиском пищи начнутся проблемы, вегетарианству Пейдж придет конец. Возможно, мясо и есть причина ее нежелания открывать рот.

А может быть и не оно

Пейдж качает головой. Она больше не отворачивается, но и есть намерена. Я возвращаю ложку в чашку.

- Что случилось, когда ты была у ангелов? – спрашиваю так мягко, как только могу, - Можешь мне об этом рассказать?

Она не поднимает глаз, а на ее ресницах блестит слеза.

Я знаю, что говорить она может, поскольку звала меня «Рин-Рин», как делала это, когда была совсем маленькой, произносила слова «мама», «мамочка». И еще «голодная». Последнее мы слышали неоднократно.

- Здесь только мы с тобой. Никто нас не слышит. Разве ты не хочешь поделиться со мной пережитым?

Она неуверенно кивает, разглядывая свои ноги. Слеза падает ей на платье.

- Ладно, нам не обязательно говорить об этом прямо сейчас. Да и вообще когда-либо, если только сама не захочешь. - Я ставлю чашку на пол. - Но может, подскажешь, чем тебя накормить?

Очередной кивок. «Голодная». Шепот ее так тих, что я едва различаю слово. Губы приоткрывают совсем чуть-чуть, но я успеваю заметить острые как бритвы зубы. Внутри у меня все сжимается.

- Можешь сказать, чего именно ты хочешь? – Часть меня жаждет услышать ответ, но вторая моя половина в ужасе от того, что возможно услышит.

Пейдж мнется, а затем отрицательно качает головой.

Мои руки взлетают помимо собственной воли, чтобы погладить ее по голове, как делали это всегда.

Она поднимает глаза, и волосы больше не прикрывают швов. Грубые, неровные стежки пересекают на ее лицо. Швы, пробежавшие от губ до ушей, напоминают жуткую неестественную улыбку. Красные, черные и синюшные – не заметить их невозможно. Они сбегают по шее вниз, и скрываются под платьем. Я лишь надеюсь, что ни один из них не наложен на ее горло, так, словно ее голову заново прикрепили к телу.

Моя ладонь рядом с волосами Пейдж начинает дрожать, почти касаясь, но только лишь почти. Следующее, что я делаю, опускаю свою руку, а затем отворачиваюсь от Пейдж.

Груда одежды свалена на раскладушку моей матери. Я роюсь в поисках джинсов и свитера. Маме нет дела до отрезания ярлычков, но желтые звезды внизу штанин она вышивает исправно. Защита от бугимена, а вы как хотели. Меня это абсолютно не коробит, главное, чтобы вещи были сухими и не воняли тухлыми яйцами.

Сняв мокрую одежду, я переодеваюсь.

- Я пойду осмотрюсь, нет ли здесь еще чего-то, чем можно тебя покормить. Скоро вернусь, хорошо?

Пейдж кивает, снова изучая пол.

Я ухожу, а сама думаю о том, что сухая куртка, под которой можно укрыть меч, мне вовсе не помешала бы. Я даже порываюсь натянуть мокрый жакет, но меняю свое решение.

Школа расположена на углу между рощей, территория которой относится к Стэндфордскому Университету, и элитным торговым центром. Я направляюсь в сторону бутиков.

Папа всегда говорил, что в наших краях денег куры не клюют, торговая улица тому пример. В Мире До здесь можно было увидеть завтракающего Стива Джобса, основателя Apple, это до того, как он перебрался в Кремниевую Долину. Или застать Марка Цукерберга, придумавшего Facebook, за перекусом с друзьями.

Как по мне, на вид они все типичные менеджеры среднего звена, но отец ими восхищался. Технократы, так он их называл. Ну а я вот уверена, что несколько дней назад именно Цукерберг рыл выгребную яму на пару с Раффи. По-моему, в Мире После ты и за миллиард долларов уважения не купишь. Ни капли.

Я перебегаю от машины к машине, маскируясь под случайно пережившего все эти ангельские напасти человека. Парковка и дороги практически пусты, но в магазинах слоняются люди. Кое-кто выбирает одежду. Кстати да, прекрасное место, чтобы разжиться курткой, но еды важнее.

Вывески бургер-киосков, закусочных с буррито и магазинами с соками вызывают у меня обильное слюноотделение. Бывали деньки, когда я запросто заходила в одно из таких заведений и заказывала, что пожелаю. Знаю, самой не верится.

Мой путь лежит в супермаркет. В том месте, откуда людей не разглядеть с высоты, выстроилась очередь. Я не была в супермаркетах с тех самых пор, как с нами приключилось Нашествие.

Полки некоторых магазинов опустошили люди-паникеры, другие шопы оказались заперты во избежание грабежа. Магазинами Мира После заправляют уличные банды, образовавшиеся в результате Великой Атаки, с тех самых времен, когда общество потеряло ориентиры и уверенность в завтрашнем дне.

Окровавленное перо, прилепленное на дверь, красноречиво говорит, что супермаркет принадлежит одной из таких вот банд. Но судя по людям, уже попавшим внутрь, группировка решила отсыпать нам с барского плеча часть своих запасов, в противном случае им не достанется ничего, шутки с Сопротивлением плохи.

На дверном стекле остался грязный окровавленный отпечаток ладони, видимо, члены банда не так уж рады сложившимся обстоятельствам, вынуждающим делиться своими сокровищами.

Представители Сопротивления тоже внутри, именно они раздают желающим небольшие порции еды: пригоршню крекеров, чашку орешков, лапшу быстрого приготовления. Солдат здесь не меньше, чем во время нападения на обитель. Все они на страже продовольственных прилавков и не стесняются демонстрировать свое оружие.

- Народ, это все, что мы можем вам предложить, - говорит один из работников. – Потерпите, скоро мы начнем готовить сами. Осталось только раздобыть кухонные плиты.

Рядом с ним рявкает солдат:

- Один пакет на семью! Никаких исключений!

Полагаю, здесь никто не в курсе доставки съестных припасов в штаб-квартиру Оби. Я оглядываюсь и оцениваю ситуацию.

Замечаю ребят моего возраста, мне никто из них не знаком. Многие из них такие рослые, что дали бы фору любому взрослому, но от родителей не отходят ни на шаг. Некоторые девушки как маленькие держатся за руки своих матерей и отцов. Они кажутся такими защищенными, любимыми и нужными кому-то.

Я спрашиваю себя, каково это. Также здорово, как выглядит со стороны?

Ловлю себя на том, что обхватываю себя за локти, словно пытаюсь обнять. Я тут же расслабляю руки и выпрямляюсь. Язык тела многое может рассказать о твоем положении в мире, выглядеть уязвимой – последнее, чего бы мне хотелось.

Замечаю я еще кое-что. Множество глаз устремленно именно на меня, одинокую девочку-подростка, стоящую в очереди. Мне уже говорили, что выгляжу я совсем не на семнадцать, а младше и дело в моей комплекции.

В помещении присутствуют внушительные парни, вооруженные молотками и битами, но что-то мне подсказывает, что они были не прочь заполучить меч, тот самый, что висит за моей спиной. Пушки еще более лакомый кусочек, но украсть их проблематично, на данном этапе игры подобной атрибутикой владеют только самые крутые парни.

Я смотрю на мужчину, взгляд которого направлен прямо на меня, и понимаю, в Мире После само понятие безопасного места более не существует.

Не знаю почему, но в сознании сразу всплывает скульптурное лицо Раффи. Есть у него такая раздражающая привычка – появляться без причины.

Теми временем подходит моя очередь, я чувствую, как сильно проголодалась. Не хочу даже думать о том, что же творится с Пейдж. Добираюсь до стола, за которым происходит раздача, и упираюсь в него руками, при этом парень по ту сторону стола бросает на меня один-единственный взгляд и отрицательно качает головой.

- Один пакет на семью, прости. Твоя мать уже приходила.

- Оу, - ах, вот она слава, благословение мое и проклятье. Мы, верно, одни такие в лагере, кого узнаёт добрая половина выживших.

Парень глядит на меня так, будто подобное он уже слышал, и объяснять по сто раз, почему никакой дополнительной провизии не предвидится, тоже устал.

- В кладовой еще остались тухлые яйца, если ты за ними пришла.

Восхитительно.

- А она только яйца прихватила или что-то нормальное тоже взяла?

- Уверен, нормальная еда ей тоже досталась.

- Спасибо. Очень признательна.

Я разворачиваюсь и буквально ощущаю давление взглядов буравящих мне спину, пока я иду одна-одинешенька в направлении парковки, над которой сгустились сумерки. Я даже не сообразила, что уже темнело, когда отправилась на «шоппинг».

Боковым зрение замечаю мужчину, кивающего другому, который подает сигнал еще одному парню. Все они здоровяки и каждый из них вооружен. Один закидывает на плечо биту, из кармана другого выглядывает рукоятка молотка, а у третьего за пояс куртки заткнут огромный кухонный нож.

И эта троица как бы случайно выскальзывает вслед за мной.