Посиделки на пороховой бочкеСпусковым же крючком кризиса стал сухогруз торгового флота бывшего СССР «Мончегорск», следовавший под кипрским флагом из Ирана в Сирию. Под давлением США корабль был задержан в порту Лимасола. Кипрские власти проинспектировали судно, после чего с неохотой признали, что в 98 контейнерах содержатся «материалы, которые могут быть использованы для производства боеприпасов». В феврале 2009 года взрывчатка была конфискована и переправлена на военную базу рядом с главной электростанцией страны. По технике безопасности хранить её можно было максимум три месяца в специально оборудованных, хорошо кондиционируемых помещениях. Контейнеры с порохом разместили под открытым небом, а у политиков и военных возник вопрос: что делать с опасным грузом дальше? Вялый обмен мнениями длился два с половиной года. США предлагали помощь с хранением контейнеров, а Германия и вовсе готова была их вывезти. Но кипрские власти, не желавшие портить отношения с Ираном и Сирией, эти варианты мягко отклонили. В июле 2011 года почти 100 тонн взрывчатки взлетели на воздух, что привело к гибели 13 человек и разрушению электростанции «Василико». После ЧП депутат от оппозиционной партии Йоргос Георгиу, являвшийся главой парламентского комитета по контролю над исполнением законов, обнародовал 47-страничный пакет секретных документов, которые доказывают, что к трагедии привели преступная халатность, бюрократия, соперничество между различными госструктурами, перекладывание ответственности друг на друга и нерешительность властей. «Где моя котлета?!» — «В животике!» Президент Кипра Димитрис Христофиас долго отрицал объективную реальность. Во-первых,он заявил, что ни в чём не виноват, а во-вторых — ещё год после ЧП уверял, что стране нет смысла просить Евросоюз о помощи. Ставка была сделана не на Брюссель, а на Москву, которая выдала Никосии кредит в размере 2,5 миллиарда евро. В этом, безусловно, была своя логика. В отличие от Евросоюза, уже изрядно намучившегося к тому моменту с Грецией, Москва не требовала в обмен на кредит (льготный, а может, и вовсе безвозвратный) жёстких реформ, которых кипрские власти боятся как огня. Вести бизнес с помощью кипрских компаний было легко и приятно в налоговом смысле — грех отказываться от столь удобного инструмента. Крупные российские бизнес-структуры, укоренившиеся на Кипре, чувствовали себя немного обязанными за предоставление им режима благоприятствования: как не помочь гостеприимным хозяевам преодолеть временные трудности? И, наконец, многие влиятельные россияне хранили деньги на Кипре, а посему постарались прислать из Москвы бюджетные деньги, чтобы спасти свои личные. Только после того, как 2,5-миллиардный кредит был благополучно проеден («А где моя котлета?!» — «Я её спрятал. Я её очень хорошо спрятал. В животик!»), а новый (уже 5-миллиардный) Россия выделять не спешила, Христофиас обратился за помощью к ЕС. Когда прилетевшие на Кипр представители «тройки» кредиторов вникли в суть дела, они не могли поверить своим глазам: никто не следил за реальными тратами. А дальше начались совершенно невообразимые вещи: банкроты стали диктовать свои условия людям, у которых есть деньги. Предложение сокращать расходы было поднято на смех. Европейские технократы достаточно быстро сформулировали пакет мер по выходу из кризиса, но его одобрение кипрскими политиками, привыкшими жить на широкую ногу, было нереальным. «Тройке» кредиторов оставалось только ждать февраля 2013 года — а точнее, президентских выборов на Кипре.
|
