ИГРА ВСЕРЬЕЗ. Крис открыл глаза. Он был в больничной палате

Крис открыл глаза. Он был в больничной палате. Рядом с кроватью на стуле дремала его мама. Он протер глаза и попытался вспомнить, что с ним произошло. Он вспомнил гробницу короля и его скелет, а потом все, он больше ничего не помнил, всплывали какие-то странные отрывки криков Кристины и Мишель, потом он вспомнил люк в сундуке. Потом Крис просто закрыл глаза и помотал головой, не хотелось больше думать.

- Мама! - шепотом сказал Крис. Мама открыла глаза.

- Крис, солнышко мое, ты жив! Господи, как я рада.

Вошел отец Криса, родители долго обнимали его, гладили и радовались, а Крис думал, где Мишель с Кристиной и дядя Леня.

- Мама, папа, а где мы?

- Мы в лучшей больнице Москвы, далеко же ты убежал от нас сынок, хорошо хоть Леонид Аркадьевич, такой хороший человек помог тебе.

- Да, он хороший, - улыбнулся Крис, ничего не понимая. Что же дядя Леня рассказал его родителям, что они так спокойно реагируют, видимо не знают, что их сын дальше, чем в Москву убежал, аж в Германию, неужели он столько был без сознания, что девочки с дядей Леней успели довести его до Москвы и вызвать родителей.

- Мама, а где сейчас дядя Леня?

- Как где, и с чего ты так называешь? Он же совершенно не знакомый тебе человек, он уехал к себе домой.

- Да? Ну а Кристина и Мишель где?

- Мишель и Кристина сидят в коридоре, сколько не пыталась отправить их домой ни в какую. Ждут, пока ты очнешься.

- Мама, скорее зови их сюда, пожалуйста.

- Эх, столько родителей не видел, а подружки ему все равно важнее, ну ладно, мы с папой пойдем пока в магазин, купим тебе поесть, а вы поболтайте.

- Хорошо, мам, спасибо вам, я вас так люблю!

- Подлиза ты, Крис, - с улыбкой сказала мама, и родители вышли. Тут же забежали Кристина и Мишель.

- Крис, слава Богу, ты жив, прости, что я так треснула тебя, - затараторила Мишель.

- Девочки, скорее расскажите мне, что произошло, пока я был без сознания? Почему дядя Леня на покинул? Как мы в Москве оказались? А проклятие мы сняли?

- Если говорить в общем, все просто прекрасно, Крис. Проклятья больше нет. Мы больше не превращались. Да и на душе как то легко стало. Дядя Леня довез нас до Москвы, позвонил твоим родителям и сказал, что нашел нас втроем в парке, что ты упал и разбил голову, потом он положил тебя в эту больницу, встретил твоих родителей и уехал к себе домой, его там жена и дети заждались. Просил передать тебе привет, приглашал как-нибудь в гости, номер вот свой оставил. Так что родители твои думают, что мы просто сбежали в Москву.

Потом Кристина и Мишель еще долго рассказывали Крису все подробности, произошедшие в замке, позже вернулись родители и Крис поел.

Через неделю когда Криса выписали из больницы, он вместе с родителями, Кристиной и Мишель вернулся домой. После этого ребята стали неразлучными друзьями. А как тут не подружишься, когда вместе переживешь такие события...

 

«Освободите наши души»

Рассказ Ирины Дубянской. Написан зимой,в 2012 году.

 

Елена Макарова

ЗАПИСКИ ПЕДАГОГА

Москва, «Искусство в школе», 1996

«ОСВОБОДИТЕ СЛОНА»

ПРЕДИСЛОВИЕ

Елена Макарова — писатель (автор двух сборников повестей и рассказов), скульптор, художник (свои литературные произведе­ния она иллюстрирует сама), замечательный педагог. Все это вы почувствуете по первым же страницам этой книжки. Разносто­роннее дарование — не так ли? По-моему, нет. Мне кажется, что это лишь разные проявления одного — главного дара. Елена Макарова — человек, удивительно ярко помнящий свое детство. Когда читаешь ее автобиографические произведения, понимаешь, что каждое событие, относящееся к четырех-пятилетнему возра­сту, она переживает, как случившееся вчера.

Как нам порой не хватает этой живой памяти о собственном детстве! Как трудно бывает понять своего ребенка, прочитать, что скрывается за его молчанием или капризами. Главная цель этой книжки — достучаться до взрослых, спрятавшихся за своими взрослыми делами, представлениями и предрассудками. Ребенок не в состоянии пробиться через этот барьер. По счастью, находятся взрослые, которые по праву становятся полномочными представителями детей. Такими людьми были Корчак, Сухомлинский. Они учили нас — родителей — любить детей. Эту эстафету в числе лучших педагогов приняла Елена Макарова.

Эта книжка не только о том, «как любить детей» (цитирую название одной из книг Януша Корчака). Она еще об обучении лепке. Но как ни странно, в ней нет почти никаких практических советов. Ни изложения конкретной методики обучения, ни системы последовательно усложняющихся заданий. Наверное, многие родители будут разочарованы. Где же рекомендации по эстетическому развитию ребенка? Где рецепты формирования художественных способностей?

Дорогие родители, не спешите. Прочтите книжку еще раз — может быть, вы заметите то, что пропустили при первом чтении, спеша добраться до «главного»: точных и четких указаний по организации занятий с ребенком. Главное не это. Главное — позиция педагога, способ общения с ребенком, общий подход к предмету (в данном случае — лепке). Без этого любая методика мертва, бездушна. В лучшем случае она поможет обучить ребенка техническим навыкам, но способствовать художественному разви­тию, формированию способностей, безусловно, не будет.

Так постарайтесь почерпнуть из книжки то, что в ней есть, а не искать то, чего нет. Кстати, некоторые методические приемы — и чрезвычайно интересные — Елена Макарова описала. Но вот беда: среди них нет и не может быть приемов универсальных, пригодных для каждого ребенка. Поэтому и приводятся они только в качестве примеров: смотрите, как изобретается методика для Тани, для Вовы, для Маши. Если вы поняли — нет, правильнее сказать, прочувствовали — педагогиче­скую (и просто человеческую) позицию, изложенную в книжке, вы сами сможете изобрести методику для своей дочки или своего сына. Наверняка она окажется для вашего ребенка полезнее, чем самая совершенная методика, рассчитанная на «ребенка вообще». В этой книге много психологических наблюдений и обобщений. Я не рискнул бы назвать их научными в строгом смысле слова. Скорее, это те «донаучные» обобщения, которые служат необходи­мым трамплином для собственно научного исследования. Их основа — пристальный интерес к людям, «вчувствование», интуитивное понимание ребенка, присущие всем хорошим педагогам.

Для самой Елены Макаровой психологические наблюдения служат материалом, из которого рождаются педагогические выводы. Но не будут ли ложными выводы, основанные на «донаучном» материале? В принципе такая опасность существует, но, на мой взгляд, Макаровой она не грозит. Ее педагогика по самой своей сути экспериментальна. Любое предположение, не подтверждающееся на практике, отвергается. А если оно «работа­ет», то разве так уж важна теоретическая обоснованность исходных посылок?

К сожалению, такой подход встречается нечасто. Я уж не говорю о профессиональных педагогах, но даже родители порой годами пытаются воплотить в жизнь свои воспитательные идеи, не замечая того, что развитие ребенка не укладывается в эти идеи, уродуется в их прокрустовом ложе.

И последнее, что мне хочется отметить в этой книге,— подход автора к проблеме профессиональной подготовки «художника (в самом широком смысле слова). Макарова точно отметила самое острое противоречие, характерное для современного обучения в этой сфере: мы хотим воспитать творца, а учим его воспроизво­дить шаблоны — пусть даже великие. Хотим, чтобы он выражал свое неповторимое отношение к миру, а учим повторять чужое.

Но ведь обучение невозможно без образцов, без передачи человеку того, что накоплено человеческой культурой за многие столетия. Как же быть? Автор отвечает: давать ребенку только те выразительные средства, потребность в которых уже созрела в ходе предшествующего развития, отвечать на запрос, исходящий от самого ребенка. Не утопия ли это? Не знаю. Но если и утопия, она указывает верное направление поиска.

В этом маленьком предисловии я не пытался дать путеводитель по книге, которую вы сейчас прочтете. Я хотел лишь обратить ваше внимание на серьезность поставленных в ней проблем. Надеюсь, что за непритязательными историями об отдельных детях и родителях вы разглядите глубокие и эмоционально насыщенные размышления Елены Макаровой о детях, об искусст­ве, о Человеке.

Венгер Л.А.,

доктор психологических наук

 

Не передавайте человеку знание, но старай­тесь чтобы он получил способность сам доходить до него,— вот крайний предел педагогики во всех степенях учения...

В. Ф. Одоевский

— У меня есть одна штука, почему я до ста лет доживу: я очень играть люблю.

Федя М., 4 года

ИГРА ВСЕРЬЕЗ

— Что у меня в руках? Пластилин? Согласна. Это действитель­но пластилин. Но необычный, с секретом. В нем спрятан слон. Настоящий. Вот, кажется, его уши. А вот я нашла хобот. И ноги появляются. Какой ленивый слон! Еле освободил свои задние ноги.Ну, наконец-то! Поздоровайся-ка с ребятами. (Слон склоняет пластилиновое ухо.) Что-то он грустный. Хорошо бы ему заиметь друга. Иди-ка, слон, проверь у ребят в коробках, не спрятался ли там кто-нибудь. Вот оно что! Оказывается, у каждого в коробке, в заколдованном брикете лежит слон.

Дети прикладывают пластилин к уху и слышат стон замурован­ного слона. Вслед за мной они неверными, слабыми пальчиками вытягивают хобот. Он открывается, и я предупреждаю, что желательно все-таки обращаться со слоном осторожно, не причинять ему боли.

В четыре года ребенок способен вовлечься в любую игру и переживать ее подчас глубже и серьезней, чем реальную жизнь. Для детей, которые еще и шарика толком не умеют скатать, вылепить слона дело нелегкое. Из-под их пальчиков выползают диковинные звери, имеющие со слоном далековатое сходство. Но дети уверены, что это слон. Они показывают друг другу свое сокровище и радуются: «Слон появился!»

Но что скажут папы и мамы?

— Может, это кошка? — робко интересуется мама восторжен­ного мальчика.

— Да нет же, это слон. Я его нашел.

— А...— тянет мама и, оборачиваясь ко мне, шепчет: — У него одни фантазии. Нарисует какую-то загогулину, а наплетет про нее вагон,— говорит она, превращая на глазах сына «слона» в лепешку.

— Что ты сделала! — кричит мальчик.— Зачем ты смяла?!

— Он лег спать,— утешаю я мальчика.— Придешь домой, откроешь коробку и поможешь слону проснуться.

— Слоны сплющиваются, когда спят? — с надеждой спрашива­ет мальчик.