(Оригинал)
Я прямо не знаю, что делать! У меня всегда с пера соскакиваюткляксы. Я уж макаю в чернила только самый кончик пера, а кляксы все равнососкакивают. Просто чудеса какие-то! Один раз я целую страницу написалчисто-чисто, любо-дорого смотреть - настоящая пятерочная страница. Утромпоказал ее Раисе Ивановне, а там на самой середине клякса! Откуда онавзялась? Вчера ее не было! Может быть, она с какой-нибудь другой страницыпросочилась? Не знаю... А так у меня одни пятерки. Только по пению тройка. Это вот какполучилось. Был у нас урок пения. Сначала мы пели все хором "Во полеберезонька стояла". Выходило очень красиво, но Борис Сергеевич все времяморщился и кричал: - Тяните гласные, друзья, тяните гласные!.. Тогда мы стали тянуть гласные, но Борис Сергеевич хлопнул в ладоши исказал: - Настоящий кошачий концерт! Давайте-ка займемся с каждыминди-виду-ально. Это значит с каждым отдельно. И Борис Сергеевич вызвал Мишку. Мишка подошел к роялю и что-то такое прошептал Борису Сергеевичу. Тогда Борис Сергеевич начал играть, а Мишка тихонечко запел: Как на тоненький ледок Выпал беленький снежок... Ну и смешно же пищал Мишка! Так пищит наш котенок Мурзик. Разве ж такпоют! Почти ничего не слышно. Я просто не мог выдержать и рассмеялся. Тогда Борис Сергеевич поставил Мишке пятерку и поглядел на меня. Он сказал: - Ну-ка, хохотун, выходи! Я быстро подбежал к роялю. - Ну-с, что вы будете исполнять? - вежливо спросил Борис Сергеевич. Я сказал: - Песня гражданской войны "Веди ж, Буденный, нас смелее в бой". Борис Сергеевич тряхнул головой и заиграл, но я его сразу остановил: - Играйте, пожалуйста, погромче! - сказал я. Борис Сергеевич сказал: - Тебя не будет слышно. Но я сказал: - Будет. Еще как! Борис Сергеевич заиграл, а я набрал побольше воздуха да как запою: Высоко в небе ясном Вьется алый стяг... Мне очень нравится эта песня. Так и вижу синее-синее небо, жарко, кони стучат копытами, у нихкрасивые лиловые глаза, а в небе вьется алый стяг. Тут я даже зажмурился от восторга и закричал что было сил: Мы мчимся на конях туда, Где виден враг! И в битве упоительной... Я хорошо пел, наверное, даже было слышно на другой улице: Лавиною стремительной! Мы мчимся вперед!.. Ура!.. Красные всегда побеждают! Отступайте, враги! Даешь!!! Я нажал себе кулаками на живот, вышло еще громче, и я чуть не лопнул: Мы врезалися в Крым! Тут я остановился, потому что я был весь потный и у меня дрожаликолени. А Борис Сергеевич хоть и играл, но весь как-то склонился к роялю, и унего тоже тряслись плечи... Я сказал: - Ну как? - Чудовищно! - похвалил Борис Сергеевич. - Хорошая песня, правда? - спросил я. - Хорошая, - сказал Борис Сергеевич и закрыл платком глаза. - Только жаль, что вы очень тихо играли, Борис Сергеевич, - сказал я, -можно бы еще погромче. - Ладно, я учту, - сказал Борис Сергеевич. - А ты не заметил, что яиграл одно, а ты пел немножко по-другому! - Нет, - сказал я, - я этого не заметил! Да это и не важно. Просто надобыло погромче играть. - Ну что ж, - сказал Борис Сергеевич, - раз ты ничего не заметил,поставим тебе пока тройку. За прилежание. Как - тройку? Я даже опешил. Как же это может быть? Тройку - это оченьмало! Мишка тихо пел и то получил пятерку... Я сказал: - Борис Сергеевич, когда я немножко отдохну, я еще громче смогу, вы недумайте. Это я сегодня плохо завтракал. А то я так могу спеть, что тут увсех уши позаложит. Я знаю еще одну песню. Когда я ее дома пою, все соседиприбегают, спрашивают, что случилось. - Это какая же? - спросил Борис Сергеевич. - Жалостливая, - сказал я и завел: Я вас любил... Любовь еще, быть может... Но Борис Сергеевич поспешно сказал: - Ну хорошо, хорошо, все это мы обсудим в следующий раз. И тут раздался звонок. Мама встретила меня в раздевалке. Когда мы собирались уходить, к намподошел Борис Сергеевич. - Ну, - сказал он, улыбаясь, - возможно, ваш мальчик будет Лобачевским,может быть, Менделеевым. Он может стать Суриковым или Кольцовым, я неудивлюсь, если он станет известен стране, как известен товарищ НиколайМамай или какой-нибудь боксер, но в одном могу заверить вас абсолютнотвердо: славы Ивана Козловского он не добьется. Никогда! Мама ужасно покраснела и сказала: - Ну, это мы еще увидим! А когда мы шли домой, я все думал: "Неужели Козловский поет громче меня?"
