Путь к православной трезвости

Как педагог по призванию, Рачинский досконально изучил все особенности жизни своих учеников. К тому времени в селах незаметно распространялось пьянство. По современным меркам и безпокоиться-то вроде бы не было нужды. Сейчас в нашей стране пьют почти в 8 (!!!) раз сильнее, чем в конце XIX века, но мало кого из педагогов по настоящему волнует эта трагедия. А в чем же опасность увидел Рачинский? В том, что пагубная страсть к спиртному могла погубить близких для него людей – его учеников. Не в смысле физической смерти (хотя и этого нельзя было исключить), но в духовном отношении пьянство и алкоголизм неизбежно привели бы к гибели душ его питомцев. Тогда о каком самобытном развитии духовных, нравственных, умственных и художественных даров крестьянских детей могла бы идти речь?

Естественно, что учитель всеми силами ограждал детские души от пагубного влияния на них порока пьянства. «С самого начала моей школьной работы, – пишет Сергей Александрович, – я не мог не обратить внимание на вопиющее зло, причиняемое моим ученикам постоянным усилением пьянства в крестьянской среде… Само собой разумеется, что в моей школе пьянство сделалось предметом частых и настойчивых бесед с учениками… Зло столь очевидное, столь горько отзывающееся на жизни детей, не могло представляться им иначе, как злом. Давались обещания, принимались решения ему не поддаваться. Насчет необходимости ограждать от него детей соглашались со мною и все разумные родители».

Неустанно напоминал добрый учитель о коварстве спиртного, убеждал детей не соблазняться первой рюмкой, через которую порок пьянства начинает овладевать человеком. Рачинский настолько отдал себя детям, что один из его современников заметил: «Он был не только учителем своих учеников, мне кажется, мало будет назвать его отцом. Школа была его дом, школьники – его семья, для которой он работал, не покладая рук».

Рачинский был по призванию не только педагогом, но и пастырем. Он внимательно вглядывался в духовную жизнь своих учеников даже после того, как они покидали школу. Потому-то Сергею Александровичу промыслительно открывались любые опасности для его питомцев. Так, например, Рачинский стал однажды свидетелем случая, который потряс его до глубины души: «Между моими первыми учениками был мальчик, который постоянно радовал меня своим прекрасным характером, своими способностями и успехами. Сын зажиточных родителей, крестьян-землевладельцев, он не имел ни малейшей нужды отрываться от своей среды, искать занятий в городах. По окончании курса в моей школе он учился еще два года в Министерском двухклассном училище (то есть в училище Министерства народного просвещения – В. Ц.), которое тогда по случайным обстоятельствам находилось в полном моем заведовании. Затем мне удалось подучить его землемерию, и он вернулся в семью, к земледельческому труду… Ко мне и моей школе он сохранил самые близкие отношения.

Лет семь тому назад, вскоре после одного из наших храмовых праздников, в аллее, проходящей поблизости от школы, встретился мне мой питомец. Сидел он в телеге, как-то странно покачиваясь, и на оклик мой окинул меня мутным, безсмысленным взглядом. Он был совершенно пьян».

Затем Сергей Александрович описывает свое состояние, в котором ярко раскрывается его пастырское отношение к происшедшему: «У меня захватило дух от раскаяния и стыда. Оказалось вдруг несомненно, неопровержимо, что для этого юноши, столь счастливо одаренного, о коем я так много думал, так много старался, я не сделал ровно ничего, или, точнее, упустил сделать то, без чего все прочее не имеет ни малейшей цены – не закалил его волю против самого обыденного, самого опасного из искушений».

Подчеркнем, что в данном случае Рачинский думает и чувствует как пастырь, а не просто как учитель. Помочь душе молодого человека устоять против беса пьянства, «самого опасного из искушений» – это задача пастырского душепопечения. Задача непростая даже для священника. Но Сергей Александрович не может допустить, чтобы души татевских ребят одолел губительный порок.

«Для меня стало очевидным, – пишет далее Рачинский, – что для ограждения моих учеников от окружающего их зла нужны средства более сильные, чем простые увещевания и поучительные речи. Единственное средство, которое я мог придумать, было устройство в тесном кругу моих учеников общества трезвости при абсолютном воздержании от спиртных напитков.

Мысль о таком обществе была встречена большинством моих учеников в высшей степени сочувственно, и 5 июля 1882 года, в день моих именин, после молебна преподобному Сергию Радонежскому, нами был произнесен в церкви торжественный обет трезвости сроком на один год.

С тех пор этот обет ежегодно 5 июля обновлялся почти теми же лицами, с небольшим ежегодным численным приростом. Число членов нашего общества колебалось между 50 и 70 (кроме детей). Состояло общество почти исключительно из бывших учеников Татевской школы, и постоянное его ядро составляли вышедшие из этой школы учителя».

Имена членов Татевского общества трезвости после того, как они принимали обет воздержания от употребления спиртных напитков, заносились в «Книгу Трезвости», хранящуюся в церкви. Здесь эти имена поминались за Богослужением.

Следует отметить, что в России трезвенное движение 60-70-х годов XIX века к тому времени уже угасло. Это было закономерно: оно не имело ярких лидеров, четкой программы действий и было малочисленно. Рачинскому было суждено не только возродить русское трезвенное движение, но и дать ему верное направление развития.