Когда снова показалось солнце, в саду уже не было ни одного цветка.Листья сгорели, а земля посерела и стала похожа на пепел. -- Я не страшусь никаких опасностей! -- заявил Софус. -- Вот толькотемноты не выношу. У меня, знаешь ли, слабое сердце. Кроме темноты, я ничегона свете не боюсь. Нарядные лаковые туфли покрылись золой и пеплом, а нос у Софуса былгусто вымазан сажей, -- Теперь нам придется умыться среди бела дня! -- вздохнул Юн. -- Вот еще, не такие уж мы чумазые! -- возмутился Софус. -- Да мневовсе и нельзя так часто умываться. Мне доктор запретил -- говорит, этовредно. -- Видно, у тебя и в самом деле слабое здоровье, -- заметил Юн. -- Ну это ты брось! Я здоров как бык! -- обиделся Софус. У Юна уже вертелся на языке ехидный ответ: он любил говорить людямнапрямик, что они неправы. Сам-то он, конечно, всегда был прав и поэтомуочень старался указывать другим на их ошибки. А Софус за бремя их знакомствауже успел наговорить много такого, с чем Юн никак не мог согласиться. Но тут у мальчиков за спиной раздалось чье-то пение: закоптелый Воробейсидел на закоптелой ветке закоптелого дерева и жалобным, закоптелым голоскомнапевал песню. Песня была ужасно грустная. Такая грустная, что невозможнодаже описать. К тому же в типографии, где печаталась эта книжка, нет взапасе букв, которыми можно было бы записать птичье пение. И все же я попыталась сделать это для тебя. Вот какой рисунок у меняполучился: 
Теперь всем станет понятно, какая это была печальная песня. Воробей пел так грустно, что Софус не выдержал и заплакал. -- Терпеть не могу печальных песен, -- сказал он. -- Пожалуй, этоединственное, чего я не выношу. Вообще же я могу вытерпеть все, что угодно. Юну некогда было спорить: он раздумывал, как бы помочь бедному Воробью.Для начала он нарисовал ему добротный теплый пиджачок с карманами. 
-- Всю свою жизнь я мечтал о таком пиджачке, -- сказал Софус. --Пожалуй, это единственное, чего мне когда-либо хотелось. Но на этот раз Юн не обратил на его слова никакого внимания. Он быстронарисовал гнездышко -- маленькое, уютное гнездышко, в котором приятноукрыться Воробью. И еще он обещал нарисовать для Воробья славную женушку.Впрочем, Воробьиха у него не получалась. Сколько он ни старался -- всевыходила Каракатица. Но Воробей все равно обрадовался. -- Не унывай, -- прочирикал он, обращаясь к Юну. -- В городе живет мойдядя. Тот на все руки мастер. Он в два счета превратит Каракатицу в птицу,стоит мне только попросить его. Воробей подскочил к своей Каракатице и приветливо захлопал крыльями.Вот так: 
Каракатица застеснялась и слегка покраснела, но тут же в ответзадвигала хвостиком. Вот так: 
-- Что ж, теперь муж и жена славно заживут, --сказал Юн. -- Они, видно,отлично понимают друг друга... Послушай, приятель, поаккуратнее обращайся сосвоим пиджачком! -- напоследок наказал он Воробью. Но тот не ответил. Он был слишком занят разговором с Каракатицей.
