Психо-эмбриональная жизнь

Таким образом, распознав в ребенке су­щество, наделенное психической жизнью, мы должны признать, что он нуждается в на­шей заботе с самого рождения. Психическая жизнь малыша с момента появления на свет, с первых дней его существования настоя­тельно требует внимания психологов. Это интереснейший объект исследований, кото­рый может привести нас к открытию новых направлений в науке, подобно тому как ис­следования физической стороны жизни при­вели к появлению физической гигиены и пе­диатрии.

Итак, если новорожденный наделен пси­хической жизнью, значит, она появилась в нем до рождения, иначе быть не может. Сле­довательно, психическая жизнь возникает еще в эмбрионе. Допустив эту мысль, мы должны задаться вопросом, на каком именно этапе эмбрионального развития это происхо­дит. Известно, что дети иногда рождаются недоношенными, семимесячными, но и в семь месяцев они все же готовы к жизни. Значит, их психика может функционировать так же, как и у детей, вынашивавшихся де­вять месяцев. Этот пример вполне очевидно доказывает, что психическая жизнь сущест­вует вообще на каждом этапе жизни. В дейст­вительности любая, даже самая примитивная форма жизни наделена известной долей пси­хической энергии, определенным типом пси­хики. Это наблюдается даже у одноклеточ­ных животных, которые способны уходить от опасности, приближаться к пище и т.д.

Долгое время ребенка считали сущест­вом, лишенным психической жизни, и толь­ко недавно ученые стали принимать во вни­мание некоторые ранее не изученные осо­бенности человеческой психики.

Результатом такого подхода стали новые проблески в осознании взрослыми своей ответственности за детей. Процесс появления ребенка на свет начал вызывать интерес и у писателей, и у психологов. Последние заго­ворили о «трудностях рождения» уже приме­нительно не к матери, но к младенцу, т.е. к тому, кто переносит родовые муки, не имея возможности пожаловаться, и испускает крик лишь тогда, когда его усилия и его му­чения окончились.

Испытывая невероятную физическую усталость от родов, младенец оказывается перед неожиданной необходимостью при­спосабливаться к новой окружающей обста­новке, совершенно отличной от той, в кото­рой он находился прежде, перед необходи­мостью незамедлительно начать выполнять абсолютно непривычные действия. Психоло­ги пришли к выводу, что это самое тяжкое и самое драматичное испытание в судьбе чело­века. «Ужас рождения» – такое определение они дали этому критическому и решающему моменту жизни.

Конечно, этот ужас не осознан младен­цем, но если бы он обладал сознательными чертами психики, то страшное испытание, возможно, породило бы в нем целую цепь вопросов: «Зачем вы толкаете меня в этот страшный мир? Что я буду делать в нем? Как мне жить в такой непривычной обстановке? Как я, привыкший к абсолютной тишине, пе­ренесу эту какофонию звуков? Как справлюсь с тяжелейшими обязанностями, кото­рые до сих пор выполняла за меня ты, мама? Как мне глотать, как дышать? Как после ров­ного тепла материнского чрева переносить ужасные перепады температуры?» Ребенок не осознает того, что произошло. Он не мо­жет объяснить, что страдает, что рождение стало для него потрясением. Однако в подсо­знании ребенок все это ощущает и реагирует приблизительно так, как мы описали выше. Поэтому мысль о том, что ребенку надо помочь приспособиться к окружающей об­становке, становится естественной для тех, кто занимается подобными исследованиями. Необходимо постоянно помнить, что ново­рожденный способен испытывать страх. Из­вестно, что младенцы, оказавшись в ванноч­ке с водой спустя несколько часов после рождения, часто делают судорожные движе­ния, похожие на попытки уцепиться за что-нибудь при падении. Именно в таких движениях проявляется младенческий страх. Бе­зусловно, природа помогает новорожденно­му осуществить эту сложнейшую адапта­цию. Например, она наделяет мать инстинк­том, который заставляет роженицу прижи­мать к себе малыша, чтобы защитить его от яркого света. Кроме того, природа распоря­дилась так, что и сама мать весьма беспо­мощна в первый период жизни ребенка. Вы­нужденная соблюдать покой для восстанов­ления собственных сил, мать тем самым пе­редает необходимое ощущение покоя своему ребенку. Получается так, что мать подсозна­тельно чувствует, что ее малыш перенес травму, поэтому держит его около себя, со­гревая теплом своего тела и оберегая от из­лишних впечатлений.

У человека защитные действия протекают мягче, чем у животных. Достаточно понаблю­дать за кошкой, которая прячет своих котят по теплым углам и ревниво не подпускает к ним чужих. Человеческие защитные инстинкты не предполагают подобной бдительности, и бес­спорно, мы их постепенно утрачиваем. Не ус­пеет ребенок родиться, как все подряд уже бе­рут его на руки, купают, одевают, подносят к свету, чтобы лучше разглядеть цвет его глазок, и при этом обращаются с ним скорее как с ве­щью, нежели как с одушевленным существом. Людьми в таких случаях руководит не приро­да, но человеческий разум, а он вводит нас в заблуждение, поскольку мы привыкли думать, что ребенок лишен психики.

Очевидно, что этот период, или точнее этот краткий миг рождения должен быть изу­чен особо.

Речь идет не о целостности психической жизни ребенка, но о первом столкновении человека с внешним миром. И в этом случае можно говорить не просто о трудном, но о решающем моменте в судьбе человека. Именно в этот период в человеке просыпа­ются силы, которые должны будут направ­лять широкомасштабную созидательную де­ятельность ребенка – духовного эмбриона. И поскольку природа отмечает своими – физи­ческими – знаками каждый шаг в психичес­ком развитии личности, то через несколько дней после рождения мы видим, что у мла­денца отпадает пуповина, еще недавно свя­зывавшая ребенка с матерью. Этот первый период наиболее важен, поскольку с ним связаны таинственные приготовления.

Таким образом, мы должны учитывать не только последствия психической травмы ребенка в процессе рождения, но и возмож­ность или невозможность привести в движе­ние те активные факторы, которые в нем не­сомненно заложены. Ведь даже если у мла­денца и нет тех установившихся черт пове­дения, которые имеются у животных, то у него по крайней мере должна быть способ­ность сформировать их. Действительно, ре­бенок не ждет, когда в нем проснется атави­стическая поведенческая память зверя. Но он ждет неких туманных и бесформенных импульсов, насыщенных потенциальной энергией, которая должна направлять пове­дение и деятельность человека в окружаю­щей обстановке. Мы назвали эти импульсы «nebule» – «небуле» (лат. «туманность»).

Способность к адаптации – жизненная функция первого периода детства – может сравниться с тем «наброском» наследствен­ных поведенческих черт, который существу­ет в эмбрионе животного. Они рождаются со всем готовым: форма движений, ловкость, добывание пищи, способы защиты, прису­щие данному виду.

Человек же, напротив, был вынужден вырабатывать все это в процессе обществен­ной жизни: поэтому, появившись на свет, ре­бенок должен абсорбировать извне все осо­бенности своей социальной группы и закре­пить их в себе.