Устранение психологизма

Я уже говорил, что деятельность ученого заключается в выдвижении и проверке теорий.

Начальная стадия этого процесса — акт замысла или создания теории, — по моему глубокому убеждению, не нуждается в логическом анализе, да и не подвластна ему. Вопрос о путях, по которым новая идея — будь то музыкальная тема, драматический конфликт или научная

*² Более полное изложение этой критики см. также далее, в главе X, особенно в примечании 2 к разделу 81, и в главе II моего Postscript. [Для облегчения ориентации читателей в многочисленных ссылках Поппера на Postscript надо иметь в виду следующее. В трех томах Postscript имеется общая нумерация разделов этого попперовского сочинения. Она приведена в круглых скобках (используются арабские числа со звездочкой) только в Содержаниях всех трех томов, причем помещена она в Содержаниях после нумерации разделов каждой из двух частей тома I и томов II и III и всего включает 120 пунктов (от *1 и до *120). В текстах же трех томов Postscript она не используется. В «Логике научного исследования» во всех случаях, когда Поппер ссылается на Postscript, он всегда указывает на общую нумерацию его разделов, и, исходя из этой информации, читатель легко обнаружит соответствующий фрагмент Postscript. — Прим. ред.]

⁵Либих (Liebig J. Induction und Deduktion. München, Akademie der Wissenschaften, 1865), по всей вероятности, был первым, кто отверг индуктивный метод с позиций естественных наук; его полемика была направлена против Ф. Бэкона. Дюгем (Duhem P. La theorie physique, son objet et sa structure, 1906 (английский перевод: Duhem P. The Aim and Structure of Physical Theory. Translated by Wiener P.P. Princeton, 1954 [русский перевод: Дюгем П. Физическая теория, ее цель и строение. СПб., 1910]) также явно защищал дедуктивистские взгляды. (««Однако в книге Дюгема можно найти и индуктивистские воззрения, например, в главе III части I, где говорится, что только эксперимент, индукция и обобщение дали возможность Декарту сформулировать закон преломления света (Duhem P. The Aim and Structure of Physical Theory. Princeton, 1954, p. 34). Такие же взгляды высказывал В. Крафт (Kraft V. Die Grundformen der wissenschaftlichen Methoden. Wien und Leipzig, Holder-Pichler-Tempsky, 1925; см. также: Carnap R. Die physikalishe Sprache als Universalsprache der Wissenschaft // Erkenntnis, Bd. 2, 1932, S. 440).

теория — приходит человеку, может представлять существенный интерес для эмпирической психологии, но он совершенно не относится к логическому анализу научного знания. Логический анализ не затрагивает вопросов о фактах (кантовского quid facti?), а касается только вопросов об оправдании или обоснованности (кантовского quid juris?). Вопросы второго типа имеют следующий вид: можно ли оправдать некоторое высказывание? Если можно, то каким образом? Проверяемо ли это высказывание? Зависит ли оно логически от некоторых других высказываний? Или, может быть, противоречит им? Для того чтобы некоторое высказывание можно было подвергнуть такого рода логическому анализу, оно должно уже иметься у нас. Оно должно быть уже сформулировано и предъявлено для логического исследования.

В соответствии со сказанным я буду четко различать процесс создания новой идеи, с одной стороны, и методы и результаты ее логического исследования — с другой. Что же касается задачи логики познания — в отличие от психологии познания, — то я буду исходить из предпосылки, что она состоит исключительно в исследовании методов, используемых при тех систематических проверках, которым следует подвергнуть любую новую идею, если мы отнесемся к ней серьезно.

Возможно, мне возразят, что было бы целесообразнее в качестве задачи эпистемологии рассматривать построение так называемой «рациональной реконструкции» тех шагов, которые привели ученого к открытию — к обнаружению некоторой новой истины. Однако в этом случае возникает вопрос: что, строго говоря, мы желаем реконструировать? Если предметом нашей реконструкции будут процессы, причастные к появлению и проявлению вдохновения, то я отказываюсь считать это задачей логики познания. Такие процессы являются предметом эмпирической психологии, а не логики. Другое дело, если мы хотим рационально реконструировать последующие проверки, с помощью которых можно установить, что плод вдохновения представляет собой открытие или знание. Поскольку ученый критически оценивает, изменяет или отвергает плоды своего собственного вдохновения, мы при желании можем, конечно, рассматривать подобный методологический анализ как некоторого рода «рациональную реконструкцию» соответствующих процессов мышления. Однако такая реконструкция не описывает действительного хода рассматриваемых процессов: она может дать только логический скелет процедуры проверки. И это, по-видимому, все, что имеют в виду под этой процедурой те исследователи, которые говорят о «рациональной реконструкции» путей приобретения знания.

Мои рассуждения, изложенные в этой книге, совершенно независимы от решения названной проблемы. Поскольку все же об этом зашла речь, то мой взгляд на этот вопрос, который также не следует принимать на веру, сводится к следующему: не существует ни логического метода получения новых идей, ни логической реконструкции этого процесса. Я достаточно точно выражу свою точку зрения, сказав, что каждое открытие содержит «иррациональный элемент» или «творческую интуицию» в бергсоновском смысле. Аналогичным образом Эйнштейн говорит о «поиске таких в высшей степени универсальных законов… из которых с помощью чистой дедукции можно получить картину мира. Не (29:) существует логического пути, — продолжает он, — ведущего к таким… законам. Они могут быть получены только при помощи интуиции, основанной на феномене, схожем с интеллектуальной любовью («Einfühlung») к объектам опыта»¹.