Я был женат. Однажды я женился - в 21 или 22 года - на красивой девушке. Ее звали Венди Вайсберг. Некоторое время она официально была Венди Остерберг. Познакомился через однокурсников, когда она училась в колледже. Мне было 19. Молодой еще.
Я проучился всего семестр. Обнаружил, что студенты - полные кретины. В то время я как следует боялся девушек. Ужасно стеснялся, а она была ТАКАЯ красивая, она мне нравилась. С мальчишескими замашками, прекрасно сложена - еврейская девушка из Шейкер-Хайтс, богатого пригорода Кливленда. Ее папаша владел сетью фермерских магазинов "Гигантский Тигр". Типа Джо Блоу, знаете: я сам себя сделал, я крут, у меня дом, у меня шашлыки, у меня "кадиллак", и я знаю, что к чему. И у ребенка есть все. А она была такая классная - хулиганка, знаете - на все готова, никакого кокетства, очень, очень хороша собой - прямые черные волосы, длинные, до пояса. С материнской стороны там была индейская кровь, глаза совершенно черные, удивленно-испуганные - словно у оленя в свете фар. Очень хороша. Так что, когда я ее впервые увидел, даже заговорить не решился.
Прошло какое-то время, и вот мы со Stooges играли в одном колледже в Делавэре, штат Огайо. У нас тогда уже вышла пластинка, но публика, особенно студенческая, нас совсем не знала. Придут - не придут? В огромном зале собралось человек 60, а то и 20, а заплатили, наверное, вообще 12. И тут появляется Венди. Я увидел ее перед концертом. Я обалдел. Вспомнил моментально. Это из тех людей, которых всегда держишь в памяти на случай, если снова встретишь: можешь и не встретить, но я всегда верил, что если хочешь, обязательно встретишь. И всегда это сбывалось. Ну, я и говорю, мол, привет, как дела? А она, оказывается, очень хотела меня увидеть и удивилась, что я ее помню. Мы немножко поболтали.
А я в тот вечер выглядел шикарно. Это был мой белый период. У меня были белые носки и континентальные полусандалии. Они продавались в магазине "Регал Шуз" на Таймс-Сквер - тапочки что надо, так? Сутенерская вещь. А также мягкие, узкие выцветшие джинсы - не клеша - чуть коротковатые, и чистейшая, белейшая футболка в обтяжку, и длинные волосы ниже плеч, каштановые (мой натуральный цвет), слегка волнистые, завивающиеся на концах. Короче, она повелась.
Она повелась, и мы договорились встретиться после концерта. Она была с парнем, но меня это не отпугнуло. Судя по всему, ей очень нравилось то, что я делаю. Она считала меня настоящим визионером. Слышала нас только на пластинке, где я пою таким протяжным, низким голосом.
Ну, и выходим мы к этим 12-18 зрителям. Может, их и меньше было. Выходим играть, и с первой же песни я завожусь. Прекрасный зал, отличная сцена, и мне так хотелось сыграть для нее как следует, вот я и завелся. Получалось действительно здорово. Но я как-то не чувствовал отдачи от публики, надо было чего-то большего. И со второй песни я давай себя калечить: бичом хлестать, лупить барабанной палкой. И при этом (на самом деле было вовсе не больно) музыка становилась все лучше и лучше. Появлялись странные, прекрасные обертона. Чарующие звуки. Великолепное состояние. И вот все кончилось.
Наш обычный короткий, но прекрасный сет, минут 20, закончился, а мы в тот вечер играли одни. 20 минут для 12 человек. Я был весьма доволен собой. Причем не то чтобы сильно покалечился, но кровь текла. Где-то поцарапался сломанной барабанной палочкой, где-то по лицу попал. Может, сгоряча губу прикусил об микрофон, знаете, когда пытаешься его сожрать. Какие-то мелкие повреждения, не больше, чем от тернового венца. По мере того как мы играли, я все сильнее расходился, чего-то мне хотелось эдакого.
В общем, прозвучали здорово. Играли все хорошо, и мне нравилось то, что мы делаем, хотя и была некоторая неловкость от того, что наша музыка так круто выпадает из окружающего контекста.
И тут подходит она. Чуть не плачет. Видно, что плакала. И сердится, типа: "как ты мог так со мной поступить?". Мне так нехорошо стало. Я никогда не думал, что кто-то (кроме, разумеется, мамы с папой) может как-то там за меня волноваться; я, честно говоря, и сейчас не очень в это верю. Мне кажется, если люди проявляют какую-то заботу и уважение к твоей персоне, то забота и уважение направлены не совсем на тебя, а на кого-то, кем они хотели бы, чтобы ты был. На самом деле ты как таковой их не интересуешь, они хотят как-то воздействовать на твои эмоции, подергать за душевные струны. Ты можешь на это отзываться, но насколько они искренни - вот вопрос.
Так что Венди заставила меня кое о чем задуматься. Она была с парнем, но как-то в процессе беседы я сообщил ей, что люблю ее и хочу быть с ней. Она говорит: "у меня есть парень", а я говорю: ну и что. В следующие выходные я взял напрокат машину и поехал за сотню миль к ней в Коламбус. Я презрел все препятствия: ее отца, ее парня, ее замечательный университет. Шел напролом, пока не добился своего.
Перед тем, как завоевать ее окончательно, был промежуточный период, когда я ездил к ней в гости. У нее была своя квартира в Шейкер-Хайтс, со стереосистемой. Я тогда впервые по-настоящему послушал песню Лу Рида "Героин". Никогда не забуду, как мы сидели с ней в этой квартире - с девицей, нацеленной на такую хорошую жизнь - хорошая девушка - хорошая жизнь - хороший колледж - и я тогда тоже был такой хороший мальчик. Понимаете, о чем я. Я тогда еще не пробовал никаких наркотиков, и вот сижу в этой пустой комнате и слушаю "Героин". У нее тогда еще не было всей той хорошей мебели, которую она потом приобрела. Совершенно пустая комната. Шикарная квартира, как рекламируют в воскресных газетах.
Она тогда была девственницей. Мне позарез НАДО было ее поиметь. Мы ходили на озеро или в кино, а потом в ее любимую забегаловку с гамбургерами. Она была единственной, кто мог заставить меня съесть гамбургер. Мы ставили пластинки в музыкальном автомате. Ей страшно нравился Джуниор Уокер, его песня про любовь "What Does It Take" - красивая такая песня про любовь - и еще Фрэнк Синатра "My Funny Valentine", ну и просто всякий рок дурацкий. Мы сидели и слушали музыкальный автомат, желательно, чтобы столик был прямо рядом с переключателем.
Потом мы поженились.
Ее родители не приехали. Мои приехали. Свадьбу играли на лужайке перед входом в дом Stooges. Все красиво. Погожий летний день. Невеста в белом платье, длинные черные волосы. Как ни крути, интересная история. Первым делом примчался Дэнни Филдз, мой журналист из "Электры", "архитектор", так сказать, моей карьеры. За ночь до того я позвонил ему и сообщил, что женюсь. Он чуть язык не проглотил. Я оказался таким приличным юношей, и он не знал, как сказать, типа: "А как же твой имидж?". "До завтра", говорит. И прилетел из Нью-Йорка.
Ди-джей с детройтского радио WABX Расс Гибб позвонил узнать, что за фигня происходит, но не сказал мне, что разговор транслируется в прямом эфире. Я внезапно столкнулся с таким аспектом публичности, как интерес к личной жизни. Радио WABX не верило своим ушам: КТО же пойдет замуж за Игги Попа?
В это время ребята из группы сидели на крыльце, пили пиво, подбрасывали монетки и заключали пари: сколько времени мы с ней продержимся. Все это в полный голос, понимаете, да? "Я даю месяца четыре, от силы пять". - "А я думаю, не больше дня, я знаю Игги". Дэнни говорит: "Джим, ЧТО ты делаешь? Подумай о своем имидже". Мой макробиотически-дзенский менеджер Джимми Сильвер говорит: "Слушай, главное для Джима - это правда, реальность". Дэнни так только глянул на него и говорит: "Какая в жопу реальность! На хуй она нужна!". А я в то время увлекался дзеном, следил за своим здоровьем - такой миролюбивый дзенский парень, который следит за здоровьем и норовит отлупить себя барабанной палочкой. Как бы то ни было, в тот месяц я попал на обложку журнала "16".
Свидетелем был Джонни Эштон, одетый в форму полковника СС - настоящую - при полном параде. Все дела улаживал мой менеджер. Послал свои 12 долларов в Universal Life Church, чтобы все было законно. У нас был анализ крови, лицензия и прочее. Пришли друзья команды из Анн-Арбор, плюс ее друзья. Все относились к событию скептически, кроме нас. Она была еще красивее, чем всегда; я так ее любил. И вот мы поженились. Мой отец сказал: "Джим, у тебя хороший вкус".
Но что было потом... Для начала она сообщает, что все ее подружки собираются остаться на несколько дней. Мне эти подружки не нравились, так? - толстые, болтливые, отвратные во всех отношениях. Внезапно я понял, что это нарушит всю внутреннюю химию дома. Кроме того, я понял, что парни, сидя на крылечке и заключая пари, на самом деле ревновали. Я это интуитивно почувствовал. В те времена я еще не умел задумываться о таких вещах всерьез. Ревновали. Все мужики - голубые. Они ревновали.
Короче, ее друзья собирались у нас остаться. Мне они не очень нравились. Плюс к тому, событие-то было особенное, хотелось отпраздновать его вдвоем.
Потом прибыло барахло. Все новые и новые коробки поступали вверх по лестнице. Какая у меня там была берлога, помните? "Маршалл", подушка да матрас, больше ничего. Пара шмоток, и все, пустая комната на чердаке. У нее была машина, "понтиак леманс" с откидным верхом. Это ладно. Но вдруг у меня появляется радиоприемник с будильником - это у меня-то, который больше ДВУХ ЧАСОВ В НЕДЕЛЮ не работает! Радиоприемник с часами и будильником! Появляется навороченный кофейный столик со стеклянным верхом и специальной полочкой для каких-то, не знаю там, штучек. Что еще? Появляется коврик - прекрасный коврик. Верхняя простыня, нижняя простыня, четыре подушки и два одеяла (одно электрическое), и покрывало с желто-бело-зеленым цветочным узором - веселенькие такие цветочки. Ну и, разумеется, телевизор. И, разумеется... в общем, куча всякого БАРАХЛА. Вдруг я обрастаю благоустроенным мирком, как какой-нибудь еврейский принц. Тут-то я и начинаю соображать, как бы мне от нее избавиться. Я ее, конечно, любил, но...
И вот солнце заходит. Свадебный вечер, все такое. Мой барабанщик, Скотти Эштон, был весьма и весьма симпатичный парень. И он положил глаз на Венди, да и она на него повелась, так? А я САМЫЙ ревнивый человек в мире. И вот она просыпается среди ночи и в полусне рассказывает, что ей приснился Скотти.
Я так напрягся. Я просто сразу очень сильно обломался. Это первое; а второе - она хотела, чтобы я бросил курить траву. Говорила, что это вредно, и что наша группа - сборище умственно-отсталых уродов, которые тянут меня вниз, и мне нужно от них избавиться и заняться чем-то самому, а она мне будет помогать, так? Я был в шоке. Я ушам своим не верил: эта козявка, эта недоросль несчастная так бессовестно преувеличивает свою роль! Для меня-то она была всего лишь вместилищем моих романтических устремлений. Я любил курить траву, и я любил свою группу.
Кроме того, она любила спать по ночам, а я любил спать, когда захочется. И на гитаре играть, когда захочется. И вот однажды ночью мне приходит идея песни - прямо среди ночи - а у меня эта женщина в постели. Вот тут-то я понял: или - или. Или она, или мое дело. Причем учтите, я ее очень любил.
И я начинаю сочинять одну из своих лучших песен, "Down on The Street". Закрылся в кладовке и наигрываю тихо, приглушенно - настоящий кач, настоящий первобытный ритм. Звучит неплохо. Но тут я перехожу к следующей музыкальной идее, а сам думаю: "Надо бы потише". А потом думаю: "Э нет! НЕ НАДО потише!". Вылез из кладовки и как въебал на полную. Обломал ее страшно. Зато песня срослась. Удивительный момент - рождение!
В конце концов пришлось ее выставить. Было море слез. Она не сдавалась. Мы решили: может, она уйдет на пару дней, вернется через недельку. И она смоталась.
Я снова был свободен. Можно было опять шляться по улицам, как раньше, глазеть по сторонам. Зашел в забегаловку, где школьники тусовались после уроков. На самом деле первая пластинка Stooges была написана именно там. Там была кофейня и туалет. Я приходил заранее, садился на балкончике и наблюдал, и это становилось материалом для песен.
Я зашел туда и увидел Бетси. Ничего подобного я еще не встречал. Очень хорошенькая. В физическом отношении полная противоположность моей жене - блондинка, беленькая как снег. Ей было 13, и она смотрела на меня изучающе.
Короче, вы поняли, что было дальше.
