ВЫЖИВАНИЕ

 

Через некоторое время на каталке перевезли меня в обычную палату, где сгрузили на кровать с настилом из неструганных досок, который прикрывал мешок со сбившимися комками ваты, с большим приближением напоминающий матрац. Предполагаю, что с целым тазом на этом сооружении лежать было бы неуютно, а с только что сложенным по частям, приходилось выть от боли.

Спасатели из Нальчикской спасательной службы, проведав меня, сняли размеры кровати, и к утру обещали сварить какую-то штангу чтобы можно было хотя бы подтягиваться на руках. Али Теунов, зайдя в палату и увидев на чем лежу, молча ушел на переговоры с руководством больницы. После его вмешательства вкатили в палату шикарную функциональную кровать, до этого валявшуюся на складе. Ребята в шутку этот немецкий шедевр назвали семисотым «мерседесом». Когда меня переложили в чудо-кровать, впервые после операции заснул без инъекции.

Потом начались больничные будни. Питание через капельницу, холодец, чтобы кости заживали, бульоны с чайной ложечки. Постоянно возле меня дежурит жена Света и меняющиеся ежесуточно спасатели нальчикской, затем эльбрусской спасательных служб. Когда я уходил в забытье, ребята могли прикорнуть на раскладушке. А в промежутках возились со мной как с грудным ребёнком - то попить дадут, то меняют пеленки, то что-нибудь расскажут.

После операции моча выходила по полиэтиленовой трубочке, вшитой в живот. Трубочка часто забивалась отложениями, и тогда острая боль пронизывала тело. Приспособился большим шприцом, как насосом, вытягивать из трубочки белые, похожие на известняк пробки. Однажды, во время такой процедуры баночка с мочой вылилась в кровать на глазах у Сережи Лобастова - спасателя, дежурившего возле меня в те сутки. С Сережей мы работали на спасаловке в тот для меня роковой день. Симпатичный, обаятельный, очень обязательный и совестливый человек. Он, увидев подо мной большое мокрое пятно, разволновался и растерялся, не зная что предпринять. Ведь меня нельзя перевернуть или переложить чтобы заменить простынь. Предложил ему настольной лампой высушить мокрое пятно. И он долго сушил этой лампой мою постель. Очень нежно со мной обращались Эдик Галачиев, его друг Равиль Узденов и все остальные ребята, сутками дежурившие возле моей кровати.

Больничные дни тянулись один за другим. Типичными не назовешь случаи, произошедшие со мной в больнице. Однако несколько моментов выживания благодаря «заботе» медперсонала хочу привести. Так, тебя раздетого, под одной простыней, выдерживают перед дверью в рентген кабинет рядом с открытым проемом в стене вместо двери, сквозь который виднелся больничный двор, покрытый снежными пятнами. Тощее тело сковал холод. Саша Копылов, как в горах, когда у друзей замерзают конечности, отогревал меня дыханием. Затем во время переноса моего неподвижного тела с качалки на кровать на простыне, вдруг две сестрички поддерживавшие ноги, роняют меня. Со стороны головы меня надежно нес Саша и, как было возможно, амортизировал падение моего сложенного во время недавней операции тела. Боль от прогиба туловища парализовала сознание. Не было сил даже выругаться для облегчения.

Из-за проблем с приемом пищи назначена была капельница. Подходит сестра и не глядя вводит иглу в вену, но промахивается, а капельница оказалась не отрегулированной и раствор быстро начинает заливаться под кожу, образуя огромный пузырь в локтевом суставе.

- Сестра, раствор не туда вводится.

Она оглядывается.

- Милый, ничего страшного, давай другую ручку, сейчас попадем.

Конечно, она была далеко послана, а рука еще недели полторы оставалась парализованной.

Однажды привели в палату с десяток иностранных студентов и преподаватель показывал меня как экспонат. С любопытством рассматриваю молодежь и вдруг вижу как, стоящий рядом студент, после того как приподняли укрывавшую меня простынь, увидев мое хилое тело с торчащими из живота трубками, сильно побледнел и начал терять сознание. Преподаватели и студенты растерялись и мне пришлось давать им консультации по выведению пострадавшего из шока.

Самое неприятное случилось от передозировки, как впоследствии оказалось, антибиотиков. Резко подскочила температура, нарывы перекрыли дыхательные пути. Лечащий врач-хирург безапелляционно определил, что у меня ангина и, тут же я получил мощную порцию антибиотика. В результате такой диагностики, состояние вдруг стало критическим, почти безнадежным, отнялась речь. Невозможно стало не только принимать какую-либо пищу, но и пить. Опять в мою судьбу вмешался Али Теунов, пригласив из другой больницы для консультации свою знакомую, отоларинголога. Она установила диагноз, и мало того, оперативно вмешалась, прочистив мне дыхательные каналы. Я задышал, снова вернулась жизнь в мое тощее тело. По признанию врача за почти тридцатилетнюю практику она не видела такого запущенного стоматита. После ее вмешательства стал очередной раз оживать.

Но, увы, это продолжалось не долго. Хватило даже мизерного приема пищи, чтобы через две недели наступила кишечная непроходимость, сопровождавшаяся острыми спазматическими болями. Клизму сделать невозможно, потому что нельзя было меня повернуть на бок. И снова помог Али. Он приносит какие-то таблетки, разжижающие пробки в желудке. С огромными усилиями при страшных болях прочистился кишечник. Врачи сказали, что теперь я буду знать как проходят роды. Так продолжались больничные будни.

Особых перспектив в улучшении здоровья не ожидалось. Смогу ли ходить? Никто не мог ответить на этот вопрос. Ко мне в палату разрешили приходить всем. Если на проходной в больничный корпус говорили, что идут проведывать альпиниста или спасателя, тут же ко мне пропускали любого. Это всегда разрешают, когда мало перспектив. Тело стало практически невесомым – немногим больше сорока килограмм. А, когда слегла от переутомления и болей, из-за не прохождения камней, Света, мир померк и захотелось перестать мучить себя и окружающих.

В критический момент представил усилия дежуривших много дней у моей койки парней и понял, что если я втихаря уйду, это будет нечестно. С этого момента захотелось выжить.