Служение

 

 

Благочестивые вожди сначала

У смертных были. Меру, чин и лад

Они блюли, когда, творя обряд,

Благословляли поле и орала.

 

Кто смертей, жаждет справедливой власти

Надлунных и надсолнечных владык,

Они не знают смерти, зла, несчастий,

Всегда спокоен их незримый лик.

 

Полубогов священная плеяда

Давно исчезла. Смертные одни

Влачат свои бессмысленные дни,

Нет меры в горе, а в веселье лада.

 

Но никогда о жизни полноценной

Мечта не умирала. Среди тьмы

В иносказаньях, знаках, песнях мы

Обязаны беречь порыв священный.

 

Ведь темнота, быть может, сгинет вдруг,

И мы до часа доживем такого,

Когда, как бог, дары из наших рук,

Взойдя над миром, солнце примет снова.

 

 

Мыльные пузыри

 

 

На склоне жизни облекая в слово

Дум и занятий многолетних мед,

Из понятого и пережитого

Старик свой труд итоговый плетет

 

С мечтой о славе свой затеяв труд,

Намаявшись в архивах и читальнях,

Юнец-студент спешит вложить в дебют

Все глубину прозрений гениальных.

 

Пуская из тростинки пузыри

И видя, как взлетающая пена

Вдруг расцветает пламенем зари,

Малыш на них глядит самозабвенно.

 

Старик, студент, малыш – любой творит

Из пены майи дивные виденья,

По существу лишенные значенья,

Но через них нам вечный свет открыт,

А он, открывшись, радостней горит.

 

 

После чтения «Summa Contra Gentiles» [53]

 

 

Когда-то, мнится, жизнь была полнее,

Мир слаженнее, головы – яснее,

Еще наука с мудростью дружила,

И веселее жить на свете было

Всем тем, кем восхищаемся, читая

Платона и писателей Китая.

Когда, бывало, в «Суммы» Аквината,

Как в дивный храм, где мерой все заклято,

Входили мы, нас ослеплял лучистый

Блеск истины, высокой, зрелой, чистой:

Там дух природой косной правил строго,

Там человек шел к богу волей бога,

Там в красоте закона и порядка

Все закруглялось, все сходилось гладко.

А мы-то, племя позднее, мы ныне

Обречены всю жизнь блуждать в пустыне.

Тоска, борьба, ирония, сомненья —

Проклятье нынешнего поколенья.

 

Но наши внуки, наших внуков дети

И нас еще в другом увидят свете,

И мы еще за мудрецов блаженных

У них сойдем, когда от нас, от бренных,

От наших бед, от суеты несчастной

Останется один лишь миф прекрасный.

И тот из нас, кто менее других

В себе уверен, кто всегда готов

К сомненьям горьким, в сонм полубогов

Когда-нибудь войдет у молодых.

И робким, неуверенным, смятенным

Завидовать, быть может, как блаженным

Потомки наши станут, полагая,

Что в наше время жизнь была другая,

Счастливая, без мук, без маеты.

 

Ведь вечный дух, что духу всех времен

Как брат родной, живет и в нас, и он

Переживет наш век – не я, не ты.

 

 

Ступени

 

 

Цветок сникает, юность быстротечна,

И на веку людском ступень любая,

Любая мудрость временна, конечна,

Любому благу срок отмерен точно.

Так пусть же, зову жизни отвечая,

Душа легко и весело простится

С тем, с чем связать себя посмела прочно,

Пускай не сохнет в косности монашьей!

В любом начале волшебство таится,

Оно нам в помощь, в нем защита наша.

 

Пристанищ не искать, не приживаться,

Ступенька за ступенькой, без печали,

Шагать вперед, идти от дали к дали,

Все шире быть, все выше подниматься!

Засасывает круг привычек милых,

Уют покоя полон искушенья.

Но только тот, кто с места сняться в силах,

Спасет свой дух живой от разложенья.

 

И даже возле входа гробового

Жизнь вновь, глядишь, нам кликнет клич призывный,

И путь опять начнется непрерывный…

Простись же, сердце, и окрепни снова.

 

 

Игра в бисер

 

 

И музыке вселенной внемля стройной,

И мастерам времен благословенных,

На праздник мы зовем, на пир достойный

Титанов мысли вдохновенных.

 

Волшебных рук мы отдаемся тайне,

Где все, что в жизни существует врозь,

Все, что бушует и бурлит бескрайне,

В простые символы слилось.

 

Они звенят, как звезды, чистым звоном,

И смысл высокий жизни в них сокрыт,

И путь один их слугам посвященным —

Путь к средоточью всех орбит.

 

Три жизнеописания