Запад и Россия sub specie urbanitas

Любимый тезис западников и урбанистов: современное гражданское общество вышло из городов, из пространства civitas. Компактность пространства, близость друг к другу культурных центров помогало и ускоряло процесс урбанизации [10]. В России же с ее огромными пространствами, этнической и культурной многоукладностью, процесс развития городов был принципиально затруднен (там же). Россия не проходила стадию европейского бюргерства, давшего миру массовый слой горожан. В России горожане были всегда тонкой пленкой (там же). А свобода заменялась волей, бунтом, произволом. Городская среда в этом смысла была всегда неплотной и немногослойной.

Получается, что известный спор «западников» и «славянофилов» здесь повторяется с новой силой. Урбанисты утверждают, что России надо догнать Запад, строя настоящие города, а не спальные районы при заводах.

Мы забываем, что, обсуждая вопрос о городе, о городской среде, мы контрабандой подкладываем под него наши привычные представления о городе, которые по определению носят отпечаток западных образцов.

Идеология урбанизма является неотъемлемой частью западного либерализма, причем сердцевинная. Поэтому нам доказывают, что если мы хотим развивать город как культурную форму жизнедеятельности в России, строить городскую политику, мы фактически должны забыть про русский путь и стать ареалом Запада.

К примеру, Л.Б. Коган пишет, что российские демократы не учли того, что западная демократия вышла из города, из его чрева, что гражданское общество суть общество городское [10, с. 28]. Но при этом он ведь понимает, что в России никогда не было города по понятию западного образца. Он при этом учитывает специфику российской культуры, когда, к примеру, пишет: «Драма российского менталитета в том, что он традиционно нес в себе образ «огромной страны с неисчерпаемыми ресурсами», существующей как бы отдельно от других, в первую очередь, европейских стран, и в то же время призванной сыграть «путеводную» роль в мировой цивилизации. Эти огромность и неисчерпаемость подсознательно предполагали «вторичность» личности, ее заведомую подчиненность тем, кто этим пространством владеет, кто над ним властвует. Отсюда сама собой вытекала и необязательность напряженных усилий личности для достижения каких-либо своих, отличных от других, существующих у большинства, целей и стремлений» [11, с. 32-33].

Прекрасное замечание. Но дальше придется договаривать. В России не было протестантизма. В России не было столетних религиозных войн. Да, это драма. Но какие выводы из этого мы извлекаем? Л.Б. Коган пишет, что такая специфика мешала, не давала увидеть действующие в Европе механизмы развития городской культуры, историческую неизбежность урбанизации общества. Зачастую российская интеллигенция сама поддерживала иллюзию прелести деревенской жизни, особенно этим выделялись всякого рода почвенники и деревенщики, включая и таких философов-утопистов, как Н.Ф. Федоров, который позволял себе просто откровенно реакционные высказывания [11].

Но ведь вопрос состоит не в том, быть или не быть урбанизации. Не в том, чтобы спорить с почвенниками. Это бессмысленно. Вопрос в том, что строить понятие города невозможно, опираясь на отдельно взятый исторический ареал.

Л.Б. Коган почему-то учитывает российскую специфику с оценочной, негативной, стороны, то есть, он заранее относится к негородской среде и негородскому сознанию (незападному, то есть) как к поселковому, недоразвитому. Сквозь его оценки сквозит пренебрежение к негородским и неевропейским формам жизни. Это, мол, поселковое, рыхлое, неразвитое сознание, а русский город — это не более, чем слобода или спальня, или казарма, или еще что-нибудь, но это не город, а черт знает что такое.

Он пишет о трудностях роста российских городов, но очень при этом хочет, чтобы российские города обязательно строились по западному образцу (другого-то ведь как бы и нет!). Западная городская цивилизация и дала миру то, что называется культурной формой города.

Л.Б. Коган пишет: нам еще предстоит формировать ту непрерывность городских структур, которая отличает развитые страны Запада, особенно Соединенные Штаты. Этот тонкий слой городской среды есть та самая пленка городской российской интеллигенции (сиречь — западной! — С.С.), которая ориентирована на западные идеалы, училась в европейских университетах и европейским языкам, на западной литературе и философии и воспринимала идеалы западной, городской цивилизации.

Такая оценочность наших урбанистов мешает разобраться в сути происходящего. А сатирическая форма рассказа о русском городе (см. особенно последние работы В. Глазычева, [3]) похожа скорее на памфлеты М.Е. Салтыкова-Щедрина, нежели на серьезную аналитику. Во всяком случае, этот жанр больше подходит для газетных фельетонов, нежели для анализа проблемы, которая фактически мной понимается как проблема поиска российским субъектом собственной культурной формы идентичности, который (поиск) обостряется при понимании того, что такое русский город как культурный феномен.

Итак, мне кажется, в разговоре о том, что такое город, при всех благих намерениях наших исследователей-урбанистов (в злом умысле их заподозрить грешно) превалирует их собственная культурная ограниченность. Они находятся под влиянием определенного культурного горизонта, довлеющего над их собственным сознанием.

Про что мы говорим, когда говорим о городе? Откуда достаем аргументы? Из какой рамки смотрим? Всякий раз мы увлекаемся и, говоря про город, достаем из культурного кармана (архива-библиотеки) западные образчики и говорим: город — это вот что!

Но в России не получится исполнение формы города по таким образцам. По той простой причине, что не получится идти по западному пути развития. Не получится, потому что исторический материал сопротивляется.

Нельзя из дерева построить космический корабль — материал не позволяет. Нельзя строить у нас городскую среду по типу западной.

Российский тип городов (гардарика) западниками-урбанистами уже оценен и описан. Это города-слободы и города-храмы. В них цивилизацию и демократию западного типа не построишь. И что теперь? Догонять Запад?

Итак, имеет смысл еще раз посмотреть, независимо от наших идеалов и ценностей, что есть философия города? Это означает попытку понять Город как культурную, онтологически укоренную идею, не зависящую от исторических ареалов и среды обитания человека. Это означает, что эта идея, возможно, имеет собственную биографию и разные формы воплощения в различных исторических эпохах и географических ареалах, в том числе в Европе и России.

Какой может быть эта биография идеи Города? Не города как эмпирического объекта, не города как инженерного, проектно положенного комплекса сооружений, а Города как особой культурной формы, которая складывалась исторически, наряду с другими онтологическими идеями и культурными формами.