– Кто вообще этот Макеев? Откуда он взялся?
Ребята, собравшись в раздевалке, шумно переговаривались.
– Макеев… Что-то знакомое… – нахмурился Костров.
Но тут в раздевалку заглянул, как всегда румяный и деятельный, ВасГен.
– Все в порядке? – поинтересовался он и, выслушав дружные заверения в отсутствии жалоб, вдруг добавил: – Кстати о Макееве. Если вам интересно, в свое время он был одним из лучших юниоров, а затем играл в НХЛ.
И, не дожидаясь, пока команда придет в себя, исчез за дверью.
Новость, надо признать, произвела впечатление. Егор Щукин, достав телефон, живо добыл из сети информацию, и вскоре уже все ребята, отбирая аппарат друг у друга, читали скупые строки:
МАКЕЕВ СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧ. Воспитанник Челябинской школы хоккея. Играл за юношескую сборную. В тысяча девятьсот девяносто третьем году задрафтован клубом «Монреаль». Участвовал в семи матчах, отдал две голевые передачи, забросил одну шайбу.
– И это всё? – Костров с недоверием посмотрел на экран. – Всего-то семь игр в НХЛ?
– Как-то не впечатляет, – согласился Егор Щукин. – Коэффициент полезности – ноль.
– Вот именно, – Кисляк криво усмехнулся. – И этот ноль собирается учить нас играть в хоккей!
Сказать, что они были разочарованы, – значит ничего не сказать.
А в это самое время, выходя из ледового дворца, я столкнулся с невысоким мужчиной в уже лет двадцать не модной кроличьей шапке и черной кургузой курточке.
– Эй, – он окинул меня цепким взглядом, – кажется, я тебя вчера видел. Ты на матче «Медведей» был?
– Был, – согласился я.
Мужчина явно обрадовался.
– Николай! – он протянул руку и крепко пожал мою, поданную в ответ. – Ну что про игру скажешь?
– Сергей, – представился я. – А что тут скажешь, работать надо.
– Работать! – темпераментно воскликнул он. – Да там одни блатные играют! А самых талантливых держат на скамейке запасных, чтобы не составляли конкуренцию. Бакина, например. Вот ведь вратарь от бога!
Видимо, родственника этого самого Бакина я и имел честь видеть сейчас перед собой. Скорее всего, отца.
– Буллиты он берет хорошо, – согласился я нейтрально. – А вот с общей статистикой по игре – не очень.
Отец Семена Бакина покраснел. Видно было, что вопрос живо его трогал.
– А судьи кто? Все продаются!
Он махнул рукой, выражая бесполезность попыток борьбы с прогнившей системой, и пошел прочь.
А ко мне уже спешила симпатичная женщина с красивым, но уставшим лицом и опущенными плечами – так и казалось, будто она давно уже таскает на себе какой-то невидимый, но весьма весомый груз.
– Прошу прощения. – Она чувствовала себя неловко. – Вы – Сергей Петрович, новый тренер «Медведей»? Я – Ольга Владимировна, мама Саши Кострова…
Она сделала паузу, выжидательно глядя на меня.
– Да, я слушаю.
– У нас проблема! – Ольга Владимировна сжала на груди руки. – Саша ушел из дома из-за хоккея. Вы понимаете, он стал хуже учиться… потом эта травма… Мы с его отцом хотели бы для него другой участи. Может, вы поговорите с ним… скажете…
Она сбилась. Я чувствовал, к чему клонит эта уставшая женщина, но не собирался приходить ей на помощь. Если уж решилась, пусть сама доведет до конца.
– Скажите ему, что у него нет способностей! – Ольга Владимировна просительно заглянула мне в глаза. – Пожалейте его! Хотя вы, конечно, ничего о нем не знаете…
Ведь и вправду решилась. Забавная разница с отцом Бакина.
– Александр Костров, номер девять? – уточнил я.
Она пожала плечами – я мог бы поспорить, что эта женщина не помнит номера, под которым играет ее сын.
– Сыгранных матчей – двенадцать. Забитых шайб – десять, из них пять в большинстве. Восемь голевых передач. Итого – восемнадцать очков, коэффициент полезности – плюс пять, – подвел я итог, не без удовольствия отметив, что Ольга Владимировна дезориентирована. – И вы считаете, что Сашу нужно жалеть?
Она открыла рот, но снова закрыла, так и не произнеся ни звука.
– Простите, я опаздываю. – И, не дожидаясь ее ответа, я сел в машину.
Костровым нужно научиться разбираться с семейными проблемами самим, и ложь никогда не помогает в подобных вопросах, уж поверьте моему опыту.
Вторая проверка состоялась буквально на второй тренировке. Когда ребята только появились на льду, я понял, что они возбуждены. Они были как порох – только поднеси спичку! И буря не замедлила разразиться.
– Сергей Петрович, вот вы нам говорите, как нужно играть…. Это вас в НХЛ за семь матчей научили? – не замедлил отреагировать Кисляк на первое же замечание.
Они все смотрели на меня, жадно ожидая реакции. Как молодые волки, почуявшие кровь и уже готовые вцепиться в горло добычи. Забавно, вот сейчас они фактически были командой. Сейчас, когда хотели затравить кого-то, а не в тот момент, когда выходили на лед, чтобы встретиться с соперником. Надо будет этот момент учесть…
– Тебе показать, чему меня в НХЛ учили? – подал я ответную реплику.
Кисляк, судя по довольной улыбке, только этого и ждал.
– Показать, конечно. Если вы еще помните, а то я слышал, вы больше по теоретической части…
– Кислый! – попытался одернуть его Дима Щукин.
– Вы все хотите посмотреть? – Я оглядел ребят. Мало кто из них осмелился взглянуть мне в глаза. Нет, пожалуй, даже не волки… Плохо.
– Хотят-хотят! Стесняются просто! – выдал Кисляк.
Я вызвал на лед Кисляка, Кострова и Щукиных. Диму поставили в ворота. И началось.
Ребята хотели умыть меня, и малышу ясно, что после поражения мне нельзя будет подходить ко льду ближе чем на триста метров. Значит, выхода не было: оставалось только победить. Я действовал, но в какой-то момент сознание раздвоилось, и мне казалось, что я наблюдаю всю сцену с трибуны.
Обыграть Щукина… сделать финт перед Костровым и прокинуть шайбу Щукину между ног… Пройти вдоль борта… Тяжелее всего оказалось, когда Кисляк силовым приемом толкнул меня в борт. В этот миг в ноге, на которую пришлась старая травма, что-то хрустнуло. Боль вспыхнула ярким цветком, на миг заслонив собой целый мир, раскрасив его в пламенно-алый. Но ничего, шайбу удержать удалось. Дальше – на последних силах – выкатить «на пятак» и забросить шайбу. Гол!
Нога пылала, перед глазами расплывались цветные пятна, но я видел потрясенные лица своих учеников, видел в их глазах уважение – и оно того стоило.
– На сегодня всё! – объявил я и, стараясь хромать не слишком заметно, двинулся прочь.
До тренерской я добрался, наверное, на одной силе воли и вдруг подумал: видели бы меня сейчас ребята, точно решили, что им подкинули ни на что не годного инвалида. Хромой, как черт. Хорошо что не видят, незачем им видеть такое.
* * *
Миша Пономарев шел с тренировки разбитый. Зря они так на нового тренера наехали. Вроде нормальный мужик. Как детей их уделал, а ведь выбрал самых сильных из команды. Может, и выйдет толк… В любом случае хуже, чем сейчас, не будет. Вот он, Миша, сказал на прошлой тренировке, что не против играть в «Детройте», будто ждут его в этом «Детройте». Ждут не дождутся, когда Пономарев, сын дворового алкаша, пожалует.
Миша сжал зубы так, что они заскрипели.
Какой там «Детройт». Ничего у него не будет. Только этот пыльный двор с большим вонючим мусорным контейнером и детской площадкой, где и собираются алконавты. Только грязный, остро пахнущий кошачьей мочой подъезд с неприятно-синими, потрескавшимися стенами. Только тесная квартирка, где его ждет бабушка, измотанная стараниями сварить из топора борщ, чтобы накормить себя и внука. А вы говорите – «Детройт» …
Он открыл обитую черным, потертым дерматином дверь и крикнул в глубину квартиры:
– Ба! Я дома, но уже убегаю!
– Куда! А поесть? – Она выглянула из комнаты с утюгом в руках. Старенькая уже, но ни минуты без дела.
– Я не голоден, да и пора мне, – Миша развел руками, – сегодня три заказа развезти надо.
– Хоть бутерброды возьми. – Бабушка метнулась в кухню и сунула ему пакет с едой. Приготовила заранее. Знала, что внук забежит всего на минуту.
– Спасибо, ба! Ты у меня самая лучшая! – Он поцеловал ее в седую макушку, удивляясь, какая же она маленькая, пристроил хоккейную амуницию и выскочил за дверь.
Работа в интернет-магазине позволяла получать хоть немного денег, и Миша ею очень дорожил.
Он быстро отвез два заказа. Оставался последний.
«Наверное, небедные люди», – думал Пономарев, входя в подъезд дома, расположенного по третьему адресу. Дом был довольно новый, красивый, с консьержкой. В нем не пахло мочой, а напротив, стояли какие-то цветы. И лифт оказался не изгаженный, шел плавно, без надрывного воя.
Миша подошел к нужной квартире и позвонил.
– Кто там? – откликнулся девичий голос.
– Курьер. Вы книгу у нас заказывали, – ответил Пономарев.
Дверь открылась, и на пороге показалась… Она. Именно так – с большой буквы.
Она – это Алина Морозова, девочка с фотографии на стенде ледового дворца. Миша всегда останавливался у ее фото и даже разговаривал с ним, когда никто не мог слышать. Ему и в голову не приходило подойти к Алине в реале. Она была словно из другого мира. Как-то Миша видел, как она каталась на льду со своим партнером, похожая на сказочную принцессу. Такая далекая…
И вот теперь они стоят друг напротив друга и смотрят друг другу в глаза.
– А я тебя знаю, – вдруг произнесла Алина. – Ты хоккеист, видела тебя на тренировке.
Он смутился. Конечно, надо было сказать что-то остроумное, что-то такое, что обязательно произведет на нее впечатление. Кисляк, наверное, с таким легко бы справился. Кисляк бы справился, а он, Миша Пономарев, не может. Он может только стоять и смотреть на нее.
– Проходи, – Алина посторонилась, пропуская его в квартиру.
– Да нет… я лучше это… я так…
В рот словно залили противной вязкой каши.
– Алина, кто это там? – За девушкой появилась еще не старая ухоженная женщина со светлыми волосами и надменным лицом. – Это к тебе?
– Нет, к тебе. Книгу привезли.
Он отдал пакет и едва не забыл взять деньги. Словно наваждение какое-то. Руки и ноги казались пришитыми и ужасно мешались, Миша сам удивлялся, насколько нелепым и неуклюжим он вдруг стал.
Но был и один плюс. Алина ему улыбнулась.
* * *
В этот вечер, как и в прошлый, Костров пришел в медпункт ледового дворца.
Увидев его, ВасГен покачал головой.
– Ты что, опять ночевать?
Саша растерялся.
– Так ведь вы разрешили…
– Это вчера разрешил, – врач усмехнулся, – а сегодня гостиничные услуги объявляю закрытыми.
– Я понял.
Костров закинул на плечо сумку, сразу ставшую весом, наверное, с грузовик.
– Не понял, – возразил ВасГен. – Иди домой. Погулял – и хватит. Запомни: лучшее лекарство от душевных ран – это приготовленный мамой борщ.
– Понял, – пробормотал Саша и вышел прочь.
