Первый урок

— Сэр, пожалуйста… — взмолился Эдди, — я не знал. Поверьте мне… Господи, помоги мне! Я не знал.

Синий Человек кивнул:

— Ты и не мог этого знать. Ты был слишком маленький.

Эдди сделал шаг назад. Он весь напрягся, словно готовясь к драке.

— И теперь я должен расплачиваться, — сказал он.

— Расплачиваться?

— За свой грех. Поэтому я сюда и попал, правда? Это возмездие?

Синий Человек улыбнулся:

— Нет, Эдвард, ты попал сюда, чтобы я мог тебя чему-то научить. Все, кого ты здесь встретишь, чему-то тебя научат.

Эдди, все еще не разжимая кулаков, с недоверием посмотрел на Синего Человека:

— Чему научат?

— Тому, что в жизни ничто не случайно. И тому, что мы все друг с другом связаны. И тому, что одну жизнь невозможно отделить от другой, как бриз от ветра.

Эдди замотал головой.

— Мы просто бросали мяч. Это была полная глупость, моя глупость — бежать за ним на дорогу. Почему из-за меня должны были умереть вы? Это несправедливо.

— Справедливость, — произнес Синий Человек и простер вверх руку, — не правит жизнью и смертью. Если б она правила, то ни один хороший человек не умер бы молодым.

Он повернул руку ладонью вверх, и они вдруг оказались на кладбище, позади маленькой группы людей, пришедших на похороны. Рядом с могилой стоял священник и читал что-то из Библии. Эдди не видны были лица — только спины: платья, костюмы, шляпы.

— Это мои похороны, — сказал Синий Человек. — Посмотри на пришедших проводить меня в последний путь. С некоторыми я был едва знаком, и все же они пришли. Почему? Ты когда-нибудь задавал себе этот вопрос? Почему люди собираются вместе, когда кто-то умирает? Почему люди считают, что они должны это сделать?

Потому, что в глубине души они чувствуют: все жизни взаимосвязаны. Смерть, забирая одного из нас, оставляет в живых кого-то другого, и за короткий промежуток времени между той минутой, когда она оставила тебя в живых, и той минутой, когда она тебя забрала, жизнь твоя меняется.

Ты считаешь, что должен был умереть вместо меня. Но пока я жил на земле, немало людей умерло вместо меня. И это происходит каждый день. То молния ударит в то место, где только что стоял ты, то разобьется самолет, в котором должен был лететь ты. Кто-то из знакомых тяжело заболел, а ты нет. Мы думаем, что это все случайность. Но на самом деле все в жизни уравновешено. Один увядает, другой расцветает. Рождение и смерть — части одного целого. Поэтому нас так тянет к младенцам… — Синий Человек повернулся лицом к стоящим возле могилы, — и на похороны.

Эдди посмотрел на собравшихся вокруг могилы людей и подумал: а были ли у него похороны? И если были, пришел ли хоть кто-нибудь? Священник все еще читал отрывок из Библии, а стоявшие рядом с ним, склонив головы, слушали. День похорон Синего Человека — столько воды утекло с тех пор. И Эдди был там — мальчишка, всю церемонию крутившийся, переминавшийся с ноги на ногу и понятия не имевший, какую роль он сыграл во всей этой истории.

— Я так и не понимаю, — прошептал Эдди, — что хорошего принесла твоя смерть.

— Хотя бы то, что ты остался жив, — ответил Синий Человек.

— Но мы едва знали друг друга. А могли и вовсе быть незнакомцами.

Синий Человек обнял Эдди за плечи, и он вдруг почувствовал, что внутри у него как-то потеплело.

— С незнакомцами тебе еще предстоит породниться, — заметил Синий Человек.

С этими словами Синий Человек притянул к себе Эдди. И он мгновенно почувствовал, как все, что когда-либо испытал Синий Человек, перелилось в него: одиночество, стыд, нервозность, сердечный приступ. Перелилось и так там и осталось, будто в захлопнувшемся ящике.

— Мне пора, — шепнул ему на ухо Синий Человек. — Мое дело на этой ступени небес закончено. Но ты еще встретишь других.

— Подожди! — крикнул Эдди, бросаясь за ним вдогонку. — Ответь мне только на один вопрос. Я спас ту маленькую девочку? На пирсе. Я спас ее?

Синий Человек ничего не ответил. Эдди съежился.

— Значит, моя смерть была такой же бесполезной, как и моя жизнь.

— Ни одна жизнь не бесполезна, — проговорил Синий Человек. — Бесполезно лишь тратить время на раздумья о том, как все мы одиноки.

Он отступил к могиле и улыбнулся. И тут же кожа его вдруг приобрела нежно-золотистый цвет и стала гладкой и совершенно чистой. Такой идеальной кожи, подумал Эдди, он в своей жизни не видел.

— Подождите! — закричал Эдди, но его уже уносило прочь от кладбища, высоко в небо, и он воспарил над огромным серым океаном. Под ним пронесся старый «Пирс Руби»: замелькали башенки, пирамидальные крыши, реющие на ветру флаги.

И вдруг все исчезло.

На пирсе толпа молча окружила «Свободный полет Фреда». Пожилые женщины в ужасе взирали на аттракцион. Матери торопливо уводили детей подальше. Несколько крепкого вида мужчин в майках протискивались вперед с таким видом, будто точно знали, что теперь надо делать. Но лишь только они добрались до места происшествия, как и у них беспомощно опустились руки. Солнце припекало, тени принимали все более четкие очертания, люди — точно приветствуя друг друга — ладонями прикрывали глаза от солнца.

— Дело плохо? — шепотом спрашивали они.

В форменной рубашке, насквозь пропитанной потом, с пылающим лицом, через всю толпу пробирался Домингес. Подойдя, он увидел кровавое месиво.

— Нет! Нет! Эдди, нет! — застонал он, хватаясь за голову.

Прибыли охранники. Они оттеснили толпу. Но и они — в полной беспомощности — понуро отступили в ожидании машины «скорой помощи». Казалось, все вокруг: мужчины, женщины и дети, державшие в руках бумажные стаканы с газированной водой, — все они застыли в ужасе, не в силах вынести это зрелище, но и не в силах уйти. Смерть подступила совсем близко, а из громкоговорителей неслась развеселая музыка.

Неужели все так плохо? Завопили сирены. Появились люди в белых халатах. Место, где произошел несчастный случай, ограничили липкой желтой лентой. В галерее игральных автоматов опускались решетка за решеткой. Аттракционы закрывались на неопределенное время. Весь пляж облетела весть о несчастье, и к заходу солнца на «Пирсе Руби» не было ни души.

Сидя в своей комнате — даже притом, что дверь закрыта, — Эдди чувствует запах бифштекса — мать жарит его вместе с зеленым перцем и сладким красным луком, — смешанный с запахом дымка от горящих щепок, который он так любит.

— Эддд-диии! — кричит мать. — Где ты? Все уже собрались!

Эдди соскальзывает с кровати и откладывает в сторону комиксы. Ему сегодня исполняется семнадцать — слишком взрослый для комиксов, — но он все еще читает их с удовольствием: ему нравятся их яркие герои вроде Фантома, которые сражаются со злодеями и спасают мир. Он подарил свою коллекцию двоюродным братьям, мальчикам помладше, переехавшим в Америку несколько месяцев назад из Румынии. Семья Эдди встретила их в порту, и они поселились в одной комнате с Эдди и Джо. Двоюродные братья не умеют еще говорить по-английски, но им нравятся комиксы. Так что у

Эдди теперь есть предлог по-прежнему держать их у себя в комнате.

— А вот и именинник! — радуется мать, когда Эдди медленно вплывает в комнату. На нем белая рубашка и синий галстук, который впивается в его мускулистую шею. Родные, друзья и рабочие с пирса встречают его веселыми возгласами и поднятыми в знак приветствия кружками пива. В углу, в клубах сигарного дыма, играет в карты отец.

— Эй, ма! Слышишь? — выкрикивает Джо. — Эдди вчера познакомился с девушкой.

— A-а! Правда?

Эдди чувствует, как к его лицу приливает кровь.

— Ага. Он говорит, что женится на ней.

— Заткнись, — говорит Эдди.

Но Джо не обращает на него внимания:

— Точно. Вчера заходит в комнату, глаза навыкате, и говорит мне: «Джо, я встретил девушку, на которой женюсь!»

Эдди весь кипит от злости.

— Я тебе сказал: заткнись!

— А как ее зовут Эдди? — спрашивает кто-то.

— Она ходит в церковь?

Эдди приближается к брату и бьет его по руке.

— У-у-у!

— Эдди!

— Я велел тебе заткнуться!

Но Джо выпаливает:

— И он с ней танцевал на эстра…

Хрясь!

— У-у-у!

— ЗАТКНИСЬ!

— Эдди! Прекрати!

Даже румынские мальчики — что такое драка, они понимают, — смотрят с интересом, как братья скатываются с дивана на пол и колошматят друг друга, пока их отец не откладывает в сторону сигару и не начинает орать:

— А ну, прекратите немедля, пока я вас обоих не вздул!

Братья прекращают потасовку и, тяжело дыша, с яростью смотрят друг на друга. Кое-кто из пожилых родственников улыбается. Одна из тетушек шепчет:

— Видно, ему эта девушка и впрямь нравится.

Позже, после того как праздничный бифштекс съеден, свечи на торте задуты и гости разошлись, мать Эдди включает радио. Передают новости о войне в Европе, и отец говорит о том, что если дела пойдут на спад, то со строевым лесом и медными проводами станет совсем туго. И тогда содержать парк в порядке будет почти невозможно.

— Такие ужасные новости, — замечает мать, — в самый день рождения.

Она крутит ручку радиоприемника, и вот из него уже льется музыка: оркестр играет свинг. Мать улыбается и тихонько подпевает, потом подходит к Эдди, сидящему развалясь на стуле и отщипывающему крошки от последнего куска торта. Мать снимает фартук, вешает на спинку стула и протягивает руки Эдди.

— Покажи мне, как ты танцевал со своей новой подругой, — просит она.

— Ой, ма…

— Давай-давай.

Эдди поднимается со стула с таким видом, точно его ведут на казнь. Джо ухмыляется. Но их хорошенькая круглолицая мать напевает мелодию свинга и скользит взад и вперед по комнате, пока и Эдди не начинает танцевать вместе с ней.

— Та-а-а… та-а… ти-и-и-и, — подпевает мать радиоприемнику. — Когда ты со мно-о-й… та-та… звезды и луна… та-та-та… в июне…

Они кружатся и кружатся по гостиной, и Эдди вдруг разбирает смех. Он уже выше матери по крайней мере дюймов на шесть, и тем не менее она кружит его по комнате с необычайной легкостью.

— Так тебе нравится эта девушка? — шепотом спрашивает мать.

Эдди сбивается с ритма.

— Это хорошо, — говорит она. — Я за тебя очень рада.

Они приближаются к столу, мать хватает за руку Джо и поднимает его со стула.

— А теперь вы танцуйте, — говорит она.

— Я с ним?

— Ма!

Но мать настаивает, и они сдаются. Смеясь и натыкаясь друг на друга, они, взявшись за руки, гигантскими кругами носятся по комнате. Летают и летают вокруг стола, к полному восторгу матери. По радио кларнет выводит соло, двоюродные братья из Румынии хлопают в ладоши в ритме свинга, и запах поджаренного бифштекса медленно тает в праздничном воздухе.