Местное управление

Провинциальная организация империи своими корнями была тесно связана с военно-феодальными принципами турецкой государственности. Ме­стные начальники, которые назначались султаном, были одновременно воинскими командирами территориального ополчения, а так­же финансовыми главноуправляющими.

После первого исторического этапа завоеваний (в XIV в.) им­перия подразделилась на две условные области – пашалы­ка: Анатолийский и Румелийский (европейские территории). Во главе каждого был поставлен наместник – бейлербей. Ему практически принадлежало полное верховенство на своей территории, включая распределение земельных служебных наделов и назначение должностных лиц. Деление на две части находило соответствие и в существовании двух постов верховных войсковых судей – кадиаскеров: первый был учрежден в 1363 г., второй – в 1480 г. Однако кадиаскеры подчинялись только султану. И в целом судебная система находилась вне административного контроля местных властей. Каждая из обла­стей подразделялась, в свою очередь, на уезды – санджаки во главе с санджак-беями. Первоначально их насчитывалось до 50. В XVI в. было введено новое административное деление разросшейся империи. Количество санджаков было доведено до 250 (некоторые были уменьшены), а более крупными единицами стали провинции – эйлаэты (и таких было 21). Во главе провинции традиционно ставился бейлербей.

Администраторы бейлербейств и санджаков поначалу были толь­ко назначенцами центральной власти. Они утрачивали свои земель­ные владения, лишаясь своего поста. Хотя законом еще XV в. пре­дусматривалось, что «ни бей, ни бейлербей, пока он жив, не должен быть смещен с поста». Произвольная смена местных начальников считалась несправедливой. Однако также обязательным считалось смещение беев за проявленную в управлении «несправедливость» (для чего всегда находились подходящие поводы или «жалобы с мест»). Проявление «несправедливости» рассматривалось как нару­шение султанских указов или законов, поэтому смещение с поста, как правило, заканчивалось расправой с должностными лицами.

Для каждого санджака все существенные вопросы налогообложе­ния, размеров податей и земельных наделов устанавливались особыми законами – провинциальными канун-наме. Подати и на­логи в каждом санджаке варьировались: по всей империи были толь­ко общеустановленные типы налогов и сборов (денежные и натуральные, с немусульман или со всего населения и т. п.). Учет земель и налогов осуществлялся регулярно, на основе переписей, проводившихся примерно каждые 30 лет. Один экземпляр писцовой книги (дефтера) отправлялся в столицу в финансовое управление, второй оставался в провинциальной администрации в качестве учетного документа и ориентира для текущей деятельности.

Со временем самостоятельность провинциальных правителей усилилась. Они превратились в самостоятельных пашей, причем некоторые наделялись султаном особыми полномочиями (командованием корпусом пехоты, флотом и т. п.). Это усугубляло админи­стративный кризис имперского устройства уже с конца XVII в.

Особые военно-феодальные черты турецкой государственности, почти абсолютный характер власти султана сделали Османскую им­перию в глазах историков и политических писателей Запада, начи­ная с XVII-XVIII вв., примером особой восточной деспотии, где жизнь, имущество и личное достоинство подданных ничего не зна­чили перед лицом произвольно действующей военно-администра­тивной машины, в которой административная власть якобы вполне заменяла судебную. Такое представление далеко не отражало прин­ципы государственной организации империи, хотя режим верховной власти в Турции отличался особыми чертами. Простор самовластно­му режиму предоставляло и отсутствие каких бы то ни было сослов­ных корпораций, представительств правящих слоев.