Исповедь

Исповедь — вид философских произведений, утверждающих уни­кальность человеческой индивидуальности. Такое предназначение дан­ного вида исторических источников сближает их с эссеистикой.

Жанр исповеди нельзя отнести к распространенным, но он прин­ципиально важен для понимания источников нового времени. Во-пер­вых, необходимо строго разграничивать «исповедь» в системе источ­ников нового времени от средневековых источников с тем же назва­нием (например, «Исповедь блаженного Августина»). Средневековые источники носят явно выраженный теологический и нравоучитель­ный характер.

Начало этому виду в системе источников нового времени положи­ла «Исповедь» Ж.-Ж. Руссо, написанная во второй половине 1760-х

³⁰ Мишель Монтень. Опыты: В 3 кн. М, 1992. Кн. 1. С. 5.

годов. Давайте разберемся, какова цель создания этого произведения. Ведь если ориентироваться только на формальные признаки, приня­тые в отечественной историографии при характеристике мемуаров, то мы вполне смогли бы отнести произведение Руссо к мемуарам. В самом деле, в центре повествования — личность автора, он по памя­ти воспроизводит события своей жизни, а понятие об «историческом самосознании» как первичной социальной функции мемуаристики слишком расплывчато для того, чтобы использовать его в качестве практического критерия. Руссо, казалось бы, не отбирает события, пишет обо всем, о чем вспомнит, вплоть до мелочей, и в этом он похож на Болотова, но произведение Руссо содержит еше более мел­кие, малозначимые детали его жизни, поскольку ему важно утвердить самоценность своей индивидуальности во всех ее проявлениях.

Итак, произведение Руссо философского характера, смысл его в утверждении уникальности человеческой индивидуальности в проти­вовес общепринятому мнению эпохи Просвещения о единообразии

природы человека.

Другие известные нам исповеди носят также философский харак­тер (не забудем при этом, что этика — часть философии).

В российской традиции отметим два произведения — «Исповедь» Л. Н. Толстого и «Самопознание» Н. А. Бердяева. Бердяев, заявив, что цель мемуарных произведений «запечатлеть бывшее», продолжает свою мысль:

«<...> К бывшему принадлежат, конечно, и мысли и чувства авто­ров. Моя книга не принадлежит вполне ни к одному из этих типов. Я никогда не писал дневника. Я не собираюсь публично каяться. Я не хочу писать воспоминаний о событиях жизни моей эпохи, не такова моя главная цель. Это не будет и автобиографией в обычном смысле слова, рассказывающей о моей жизни в хронологическом порядке. Если это и будет автобиографией, то автобиографией философской, историей духа и самосознания. Воспоминание о прошлом никогда не может быть пассивным, не может быть точным воспроизведением и вызывает к себе подозрительное отношение. Память активна, в ней есть творческий, преображающий элемент, и с ним связана неточ­ность, неверность воспоминания. Память совершает отбор, многое она выдвигает на первый план, многое же оставляет в забвении, иног­да бессознательно, иногда же сознательно. Моя память о моей жиз­ни и моем пути будет сознательно активной, то есть будет творческим усилием моей мысли, моего познания сегодняшнего дня. Между фактами моей жизни и книгой о них будет лежать акт познания, кото­рый меня более всего и интересует<...>

<...> В книге, написанной мной о себе, не будет выдумки, но бу­дет философское познание и осмысливание меня самого и моей жизни. Это философское познание и осмысливание не есть память о бывшем, это есть творческий акт, совершаемый в мгновении настоя-

щего. Ценность этого акта определяется тем, насколько он возвыша­ется над временем, приобщается ко времени экзистенциальному, то есть к вечности... Книга эта откровенно и сознательно эгоцентричес­кая. Но эгоцентризм, в котором всегда есть что-то отталкивающее, для меня искупается тем, что я самого себя и свою жизненную судь­бу делаю предметом философского познания. Я не хочу обнажать души, не хочу выбрасывать во вне сырья своей души. Эта книга по замыслу своему философская, посвященная философской пробле­матике. Дело идет о самопознании, о потребности понять себя, ос­мыслить свой тип и свою судьбу. Так называемая экзистенциальная философия, новизна которой мне представляется преувеличенной, понимает философию как познание человеческого существования и познание мира через человеческое существование. Но наиболее экзистенциально собственное существование. В познании о себе самом человек приобщается к тайнам, неведомым в отношении к другим. Я пережил мир, весь мировой и исторический процесс, все события моего времени как часть моего микрокосма, как мой ду­ховный путь<...>

<...> То, что носит характер воспоминаний и является биографи­ческим материалом, написано у меня сухо и часто схематично. Эти части книги мне нужны были для описания разных атмосфер, через которые я проходил в истории моего духа. Но главное в книге не это, главное — самопознание, познание собственного духа и духовных исканий. Меня интересует не столько характеристика Среды, сколь­ко характеристика моих реакций на среду».

Сопоставление приведенных примеров заставляет сделать вывод о нарастающем влиянии социальной среды на индивидуальность. В произведении Бердяева социальный фон гораздо более ощутим, чем в «Исповеди» Ж.-Ж. Руссо.