Отдаленные (сложные) аналогии. 12Следующая ⇒ drink дрИнк пить bad бАЕд плохой alcohol АЕлкэхэл алкоголь quench thirst with кВЕнч СЭ:ст ВиЗ утолять жажду awful О:фул ужасный poison поизн яд drink >> through a straw дрИнк >> СрУ: э стрО: пить >> через соломинку terrible тЕрибл ужасный beer бИэ пиво stir стЭ: мешать hideous хИдйэс отвратительный wine ВАйн вино shake шЕйк взбивать strange стрЕйндж странный whiskey ВИски виски mix мИкс перемешать bad бАЕд плохой jinn джИн джин pour,to пО: налить awful О:фул ужасный champagne шампЕйн шампанское fill a glass with фИл э глА:с ВиЗ наполнить кружку terrible тЕрибл ужасный vodka вОдка водка spill спИл пролить hideous хИдйэс отвратительный alcohol АЕлкэхэл алкоголь   strange стрЕйндж странный beer бИэ пиво     wine ВАйн вино     whiskey ВИски виски     jinn джИн джин     champagne шампЕйн шампанское

 

© Dmitry Lichargin

 

 

ЭЛЕМЕНТЫ ВНУТРЕННЕЙ ТЕХНИКИ АКТЕРА.

С.С.Клитин «ЭСТРАДА»

ПСИХОТЕХНИКА АКТЕРА КОНЦЕРТНОЙ ЭСТРАДЫ

Прием близких аналогий

Теперь следует в обобщенном виде рассмотреть конкретные вопросы актерской технологии при работе над созданием видений для исполнения литературного (чтецкого или разговорного) произведения.

Самым простым случаем явится случай полного совпадения ви­дений, эмоций и мыслей автора и исполнителя. Такое созвучие мо­жет иметь место при обращении к современному материалу, и за­дачей актера явится лишь отбор ярких «кадров», так как совпаде­ние идейно-эмоциональной позиции уже налицо.

Создание видений, более далеких от личного мировосприятия актера, происходит опять-таки на основании запаса собственных эмоционально окрашенных впечатлений путем соединения хорошо знакомых элементов в новые комбинации.

Приведем один пример подобного рода. «Медный всадник» Пуш­кина. Поэма начинается словами: «На берегу пустынных волн стоял он, дум великих полн...». Нет необходимости обязательно представлять себе берега Невы, которые имел в виду Пушкин. Они (тем более в современном их обличье) не дадут образной пищи для верного наполнения этих слов. Гораздо более верный образ «пустынных волн» даст воспоминание неуютного, негостеприим­ного берега какой-нибудь знакомой исполнителю реки во время не­погоды.

Важно только, чтобы эти видения, эти кинокадры имели бы эмо­циональную окраску, соответствующую эмоциональному фону пове­дения героя в подобных или похожих обстоятельствах.

Отдаленные (сложные) аналогии.

Сложнее, если у исполнителя в арсенале жизненных наблюдений совершенно нет сходных «видений». Тогда приходится прибегать к бо­лее отдаленным аналогиям.

Можно взять в качестве примера известное стихотворение Пуш­кина «Вновь я посетил...».

Стихи эти — эмоционально насыщенное размышление много пе­режившего, много перечувствовавшего человека о вечной преемст­венности жизни. Монолог этот произносится во время мысленной прогулки по местам изгнания, где с каждым уголком связано очень многое.

Если актеру, готовящемуся к исполнению стихотворения, зна­комы по собственным впечатлениям так называемые пушкинские места — Михайловское, Тригорское, дорога мимо трех сосен — ему, казалось бы, легче создать картину переживаний поэта, вернувше­гося к прежним, дорогим ему местам.

На самом деле это не совсем так. Смогут ли возникнуть у ак­тера сходные ощущения, если ему довелось всего лишь однажды мимоходом побывать в пушкинских местах? Ведь далеко не всегда удается при посещении каких-либо памятных мест проникнуться духом событий, атмосферой времени: остаться наедине с окружаю­щим бывает почти невозможно. И возникает дилемма: монтировать ленту видений на основе подлинных впечатлений или создавать «на чистом месте» свое Михайловское, свою «изрытую дождем дорогу», свои сосны?

Следует более решительно высказаться за второй путь. Испол­нителю, порывшись в своей памяти, надо «вытащить на свет» вос­поминания о сходных ситуациях и моментах из его собственной жизни, ибо его переживания, должным образом откорректированные пушкинской поэзией, в таком случае будут ближе соответствовать смыслу стихотворения.

Жизнь чрезвычайно разнообразна в своих проявлениях, поэтому невозможно заранее предугадать, какие моменты жизни данного исполнителя лягут в основу «фильма», создаваемого по этому сти­хотворению.

Допустим, что это памятный после долгого перерыва приезд в свой родной город, город детства, где «рощами» можно счесть парк возле реки на береговом склоне, «сосны» — это одинокие бе­резы невдалеке от старого кладбища, «няня» — старая мама, оста­вавшаяся до последних своих дней в этом городе, и т. п.

И если воспоминания об этом посещении сходятся по основному образному своему содержанию с содержанием пушкинского произ­ведения, то детали можно будет «подмонтировать», взяв их из дру­гого пласта жизни. «Знакомый уху шорох» ветвей может быть выхвачен воспоминанием из запаса многочисленных «лесных впе­чатлений». Оттуда же могут быть заимствованы кадры молодой по­росли возле старых деревьев (ведь может и не быть такого совпа­дения, при котором у старых берез, растущих по дороге на клад­бище, обнаружилось бы «потомство»!).

Нельзя забывать, что исполнитель,— о чем уже неоднократно говорилось,— всегда ведет повествование от лица какого-то образа (рассказчика или лирического героя). При этом он должен сред­ствами звучащего слова демонстрировать слушателям «фильм», также снятый не с одних лишь позиций актера-истолкователя, а прежде всего с позиций своего героя. Взгляды актера, запас его впечатлений являются только первичным материалом, на основании которого создается необходимая кинолента видений. «...Необхо­димо,— подчеркивал Станиславский,— чтоб все наши внутренние видения относились исключительно к жизни изображаемого лица, а не к исполнителю его, так как личная жизнь артиста, если она не аналогична с жизнью роли, не совпадает с последней. Вот по­чему наша главная забота заключается в том, что во время пребы­вания на сцене постоянно отражать внутренним зрением те виде­ния, которые родственны видениям изображаемого лица».