В ПСИХОЛОГИИ ЖИВОТНЫХ

 

Наиболее частыми победителями конкурсов являлись декораторы витрин ГУМа и ЦУМа, что и не удивительно. Образцы этого оформления популяризирует журнал «Советская торговля», регулярно помещая снимки то новогодних витринных окон ГУМа, то очередных удач­ных оформительских решений художественного коллектива ЦУМа. Получивший одно из первых мест в конкурсе 1960 г. руководитель этого коллектива В.Д. Переяслов публикует в порядке обмена опы­том статью «Витрина – лицо магазина». Здесь немало дельных со­ветов, один из которых поистине универсален: не перегружать вит­ринную экспозицию изобилием предметов, выбирать главный стержень изобразительной композиции.

Организаторы рекламы в этот период постоянно озабочены применением в витринах динамических установок, т.е. элементов, способных изменять, оживлять витринную экспозицию. Как об оп­ределенном успехе газета «Советская торговля» писала в ноябре 1956 г.:

В оконной витрине магазина № 5 торга «Мосодежда» внимание прохожих привлекает динамическая установка, при помощи кото­рой демонстрируются женские платья. В витрине непрерывно вра­щаются пять шелковых платьев, подвешенных на тонких, почти не­видимых капроновых нитях. Платье можно хорошо осмотреть со всех сторон.

Коллеги отмечают успешный опыт в этой сфере декоратора центрального воронежского универмага Э.М.Пастухова, сконструи­ровавшего оригинальные динамические витринные экспозиции, неоднократно получавшие дипломы на всесоюзных конкурсах. Это «Заяц–барабанщик», весело рекламирующий пионерские барабаны и горны, «Раскрывающаяся роза» для показа парфюмерных това­ров, «Говорящий Дед Мороз», призывающий покупать елочные иг­рушки. Звуковую часть подобных конструкций обеспечивал мага­зинный радиоузел, а небольшой электродвигатель позволял фигу­рам осуществлять движения, задуманные декоратором.

Однако динамические установки так и не получили широкого распространения в торговых предприятиях нашей страны. Они ос­тались явлением по преимуществу исключительным, а не повсе­дневным. Эти недешевые устройства, как правило, себя экономиче­ски не оправдывали.

Другое дело – газосветные конструкции, получившие широкое распространение в 50–60–е годы. С их помощью освещаются вы­вески, сооружаются настенные и накрышные установки. Они при­меняются и на фасаде, и в интерьере магазина, где освещают рек­ламно–информационные внутримагазинные витрины и стенды. Це­лесообразность расходов на них признавалась большинством торго­вых работников.

На ВДНХ летом I960 г. «Росторгреклама» предложила эскизы рекламного оформления главных улиц различных городов. И одним из первых подобное комплексное оформление Невского проспекта предприняли рекламные мастерские Ленинграда. Один из участни­ков этого оформительского проекта замечал: «На Невском проспек­те наряду со световыми вертикалями значительное место занимают крупные световые надписи на стенах домов». Это по преимуществу наименования и оформление вывесок.

Оформители стремятся внести динамический момент и в светооформление. Постепенно в крупных городах появляется бегущая передвижная световая строка на крышах домов, предпринимаются опыты по созданию актуальной светогазеты.

 

ПРОБЛЕМА

ПРАКТИЧЕСКОГО ИНТЕЛЛЕКТА

В ПСИХОЛОГИИ ЖИВОТНЫХ

И ПСИХОЛОГИИ РЕБЕНКА¹

 

В самом начале развития детской психологии как особой отрасли психологического исследования К. Шутмпф² пытался обрисовать характер новой научной области, сравнивая ее с ботаникой. К. Линней³, говорил он, как известно, назвал ботанику приятной наукой. Это мало подходит к современной ботанике... Если какая-нибудь наука и заслуживает названия приятной, то это именно психология детства, наука о самом дорогом, любимом и приятном, что есть на свете, о чем мы особенно заботимся и что именно поэтому обязаны изучить, понять⁴.

За этим красивым сравнением скрывалось нечто гораздо большее, чем простое перенесение эпитета, приложенного Линнеем к ботанике, в детскую психологию. За ним скрывалась целая философия детской психологии, своеобразная концепция детского развития, которая во всех исследованиях молчаливо исходила из предпосылки, провозглашенной Штумпфом. Ботанический, растительный характер детского развития выдвигался в этой концепции на первый план, и психическое развитие ребенка понималось в основном как явление роста. В этом смысле и современная детская психология не освободилась окончательно от ботанических тенденций, тяготеющих над ней и мешающих ей осознать своеобразие психического развития ребенка по сравнению с ростом растения. Поэтому глубоко прав А. Гезелл⁵, когда он указывает, что наши обычные представления о детском развитии до сих пор еще полны ботанических сравнений. Мы говорим о росте детской личности, мы называем садом систему воспитания в раннем возрасте.

Только в процессе длительных исследований, охвативших десятилетия, психология сумела преодолеть первоначальные представления о том, что процессы психического развития строятся и протекают по ботаническому образцу. В наши дни психология начинает овладевать мыслью, что процессами роста не исчерпывается вся сложность детского развития и что часто, особенно тогда, когда речь идет о наиболее сложных и специфических для человека формах поведения, рост (в прямом значении этого слова)

входит в общий состав процессов развития, но не как определяющая, а как подчиненная величина. Сами процессы развития также обнаруживают сложные качественные превращения одних форм в другие, такие, как сказал бы Гегель, переходы количества в качество и обратно, по отношению к которым понятие роста оказывается уже неприложимым.

Но если современная психология в целом рассталась с ботаническим прообразом детского развития, она, как бы идя по восходящей лестнице наук, полна сейчас представлений о том, что развитие ребенка в сущности представляет собой лишь более сложный и развитой вариант возникновения и эволюции тех форм поведения, которые мы наблюдаем уже в животном мире. Ботаническое пленение детской психологии сменилось ее зоологическим пленением, и многие, самые мощные направления нашей современной науки ищут прямого ответа на вопрос о психологии детского развития в экспериментах над животными. Эти эксперименты, с незначительными модификациями, переносятся из зоопсихологической лаборатории в детскую комнату, и недаром один из авторитетнейших исследователей в этой области вынужден признать, что важнейшими методическими успехами исследование ребенка обязано зоопсихологическому эксперименту.

Сближение детской психологии с зоопсихологией дало чрезвычайно много для биологического обоснования психологических исследований. Оно действительно привело к установлению многих важных моментов, сближающих поведение ребенка и животного в области низших и элементарных психических процессов. Но в последнее время мы присутствуем при чрезвычайно парадоксальном этапе развития детской психологии, когда создаваемая на наших глазах глава о развитии высших интеллектуальных процессов, характерных именно для человека, складывается как прямое продолжение соответствующей главы зоопсихологии. Нигде эта парадоксальная попытка разгадать специфически человеческое в психологии ребенка и его становлении в свете аналогичных форм поведения высших животных не сказывается с такой ясностью, как в учении о практическом интеллекте ребенка, важнейшей функцией которого (интеллекта) является употребление орудий.