КОММУНАРСКОЕ БРАТСТВО.– Раз, два... Не уроните!.. Три, четыре, еще пять... Я взлетаю над палатками. Меня качают впервые в жизни. Вокруг улыбающиеся лица. Сегодня у всех коммунаров праздник. Мы беремся за руки и змейкой бежим на огромную горбатую поляну. Все что-то кричат, а я не могу – в горле комок. Такое я только в кино видела: все рады, все поют, кричат, каждый каждому товарищ. Если бы сейчас посмотреть с самолета, был виден бы один огромный белый круг на зеленой поляне. Я – частица этого круга, и, если уйду из него, он разорвется. А сейчас нас много и мы сильные... – А где Колька? – спрашиваю у Анюты. – Он на кухне костер поддерживает. Я звала – не идет. Надо, говорит, чтобы обед сегодня вовремя был. К пятилетию, ко дню рождения коммуны, Б. М. Неменский подарил нам свою картину. На огромной горбатой поляне сидят в кругу ребята. Поляна напоминает земной шар. Коммунарское братство. Это – о нас... С.О.: В предсмертной книге Симона Львовича Соловейчика (так и названной: “Последняя книга”) есть воспоминание о том, как в 1969 году издавалась книжка “Фрунзенская коммуна” (гл. 56): ...была подготовлена книга о Фрунзенской коммуне, составленная из рассказов ребят. Тяжелое дело, чуть не год ушел на маленькую книжечку. И вдруг в издательстве говорят: надо вставить в предисловие имя такой-то комсомольской начальницы. Как это – вставить? Она неплохая женщина, но она была против коммуны – так, во всяком случае, говорили. Как же теперь вставить ее имя в список помогавших? Что ребята скажут? Что подумают? Нет. Собралось маленькое совещание, и вдруг напрямую говорят: “Вставите имя – такой-то гонорар, не вставите – в три раза меньше”. То есть никакой. Мне казалось, я ослышался. Что?! Отдайте рукопись! “Она в ЦК”. Пошел в комсомольское ЦК. Снова – вовсе не плохой человек, да еще к тому же и новичок; но рукопись отдать “мы не можем”. Не знаю, что со мной сделалось: как будто потерял сознание. И заявил, что подам в суд. “В суд – на ЦК?” – с интересом переспросил хозяин кабинета. “На ЦК. Отдайте рукопись”. Он помолчал, посмотрел на меня и, видимо, пожалел, что ли. Открыл ящик стола, достал злосчастную рукопись и, ни слова не добавив, протянул ее мне – я и не думал, что она действительно у него. Книгу потом издавали в другом издательстве, все обошлось, и поправок вносить не надо было.
|
