Даже и не знаю, был ли хоть один день, когда я не думал о нем. Не прокручивал события лета в голове, не засыпал с мыслями об этом и не просыпался в таком состоянии, будто меня избили.
Да и как можно не думать, когда я живу в комнате, где раньше жил он, хожу по улицам, по которым раньше мы ходили вместе. Я даже его рубашку до сих пор ношу, хотя стоило бы ее выбросить. А хотя нет. Вещи ― они ведь ни в чем не виноваты. Да и я потом бы пожалел.
Но время идет. Я не скажу, что оно лечит. Просто накапливаются новые заботы, под грузом которых старые уходят на дно.
Сейчас апрель, а значит, что вот уже почти 8 месяцев я не видел ни брата, ни Лиззи. Подумать только! ― а кажется, будто все происходило вчера. Элиот не приехал даже на Рождество, сославшись на то, что у него невероятный график тренировок. Извинялся, конечно, мать чуть ли не рыдала в трубку, но не приехал. Прислал подарки всем. Знаете, что было в коробке для меня? Часы. Да, те самые.
Я бы сказал, что это разбило мне сердце, но я не уверен, что оно у меня еще есть.
К слову, я даже не знаю, что думают родители о том, что мы не общаемся, но я благодарен, что они не лезут ко мне в душу, не пытаются разрыть ее, как свежую могилу. Мне кажется, они полагают, что я обиделся на Элиота за его отъезд. Ну, доля истины в этом есть.
Если бы каждый раз, как я обновлял его страницу, умирал один человек ― в мире уже бы не осталось живых людей. Сотни или даже тысячи раз я открывал поле для сообщений, иногда даже набирал пару неуверенных строк нетвердой рукой… и все стирал.
Все равно он знает все, что я могу ему сказать.
Иногда я думаю, что, будь я на его месте, мне было бы легче. Серьезно. И вот тогда я начинаю ему завидовать. Это ведь всегда так: когда точку в отношениях поставишь не ты, то не находишь себе места. Чувствуешь на себе вину, даже если ее нет, на стену просто лезешь. Жить с осознанием того, что ты сам все развалил, сжег, обратил в пепел и втоптал его в землю, хотя мог бы исправить ― невыносимо. Но на самом деле это все от того, что не ты оборвал связи. В психологии это называется «незакрытый гештальт». А вот когда сам прекратишь отношения, то быстро приходишь в себя. Как будто учишься заново дышать, радоваться мелочам: вкусному кофе или там прогулкой в теплый день. Только у меня все не так.
И все-таки время не стоит на месте, а жизнь идет своим чередом. От общих знакомых узнал, что Лиз все-таки бросила танцы, собрала сумки и рванула автостопом по Америке, заставив свою матушку чуть ли не слюной захлебнуться. Сделала, как герои ее любимой книги «На дороге». Если подумать, мы тоже битники своего времени. В пути она подцепила знакомых, которые предложили открыть ей какой-то бар. Напоминает историю моей матери. Надеюсь, Элизабет хватит ума не залететь от кого-то из ее новых друзей. Короче, сейчас они помогают с ремонтом, мечутся, договариваются с начинающими группами о выступлениях там и все такое. Лиз ведь всегда любила не балет, а музыку. Пусть у нее не было таланта к пению, а на гитаре она бренчит посредственно, но все же вкус в музыкальных композициях у нее всегда был потрясающий. Она могла, услышав песню по телику, с первых аккордов определить, что она станет хитом. Короче, я рад за нее. Серьезно. Если кому-то и пошла на пользу вся это история, то разве что ей. Может, именно так жизнь нас и учит: тыкает носом в свои же ошибки, как провинившихся котят.
Что касается меня… ну, бывают даже неплохие дни. Мистер Харрисон говорит, что у меня талант. Я стал писать пьесы для школьных постановок. На одной мы даже собрали целую кучу денег, которые перечислили на операцию мальчику, больному лейкемией. Кроме того, в театральном кружке я познакомился с массой интересных людей. Подумываю связать свою жизнь либо с театром, либо с литературой. Сейчас на последнюю налег, кстати, штудирую массу классических произведений.
Грех жаловаться на жизнь, но все как-то… без огонька.
Иногда на меня накатывает и мне начинает казаться, что живу я, будто без руки или там еще какого-то органа, живу неполноценно, однобоко, словно мне оттяпали полтела, а вторая половина почему-то ходит, и живет, и говорит. Но потом я просыпаюсь: солнце светит, трава зеленеет, а жизнь продолжается. И все кажется не таким уж драматичным и печальным.
В любом случае из всего этого я вынес пару уроков. Во-первых, как бы все не закончилось потом, все же следует говорить людям, которых ты любишь, о своих чувствах. Иначе ты похоронишь себя живьем. Во-вторых, есть люди яркие, как звезды, и когда они кометой проносятся через твою жизнь, очень трудно не сгореть самому. В-третьих, никогда не стоит судить человека по себе, потому что ― каким бы сильным он тебе не казался ― ты не знаешь, какой крест он несет.
В-четвертых, не все можно вернуть, если потеряешь.
― Ча-а-а-а-арли-и-и! ― зычный голос моей маман раскатистым эхом разливается по дому. Иду-иду, не кричи так.
Наверное, сейчас попросит меня помочь ей с приготовлениями. Завтра все-таки Пасхальное Воскресенье. Элиот любил говорить: «Если Иисус уже умер за мои грехи, то почему мне нельзя грешить?»
― Что, мам? ― останавливаюсь в дверном проеме и прислоняюсь к косяку.
Мама стоит с пачкой писем в руках и швыряет некоторые прямо на пол. Бумага падает с приятным шелестом, укрывая ее голые ноги.
― Вот. Это тебе, ― протягивает мне конверт.
Это еще что такое? Шероховатая темно-коричневая бумага, обратного адреса нет, а мой написан печатными буквами. Сейчас разберемся.
Не отрывая глаз от конверта, выхожу в сад, почти на ощупь присаживаюсь на скамейку, чуть не промазав и не растянувшись на газоне. Деревья отбрасывают причудливую тень, рисуя темные арабески на бумаге, которая становится похожа на камуфляж. Сердце ухает. Озарение снисходит на меня тяжелым ударом о ребра изнутри: я понимаю, от кого это письмо. Нетвердой рукой отрываю полоску, и на колени падает открытка. Желтый цыпленок в косухе. Я бы, пожалуй, рассмеялся, если бы не драматизм момента.
«Если Иисус уже умер за наши грехи, то почему мне нельзя грешить?
С праздником, Чарли. Хорошо кушай, заботься о своих глистах».
И ниже очень неровно, буквы скачут, будто писали на весу:
«P.S.: опять не могу приехать. Кстати, как тебе идейка навестить меня на пасхальных каникулах? Познакомишься с моей новой девушкой.
С любовью, Элиот».
