Интенсивность траура

Кэрол — молодая девушка, отец которой издевался над ней, утверждая, что от неё воняло, - сделала большие успехи во время терапии. Ей удалось самоутвердиться в личной жизни и в профессиональной сфере, и она постепенно превращалась в специалистку по не-защитной коммуникации. Однако, когда она начала контактировать со своими чувствами утраты, она была поражена их глубиной и интенсивностью: «Я чувствую себя в трауре. Когда я думаю о том, какой я была хорошей и доброй девочкой, и как беспощадно издевался надо мной мой отец, и как моя мать допускала эти издевательства, я просто не могу во всё это поверить. И мне так грустно, даже если я понимаю, что в этом не было моей вины! Зачем моему отцу понадобилось заставлять меня страдать? Я то плачу, то чувствую возмущение, когда думаю об этом».

Процесс переживания траура сопровождается шоком, гневом, недоверием и, что ожидаемо, печалью. Иногда кажется, что этой печали никогда не наступит конец. Человек чувствует себя так, как будто он никогда не переставал плакать, он может начать тревожиться по поводу того, как протекает процесс переживания утраты, и даже может чувствовать по этому поводу стыд.

Большинство мужчин испытывает меньше стыда, гневаясь, чем переживая траур. В отличие от женщин, они чувствуют гораздо большую культурную поддержку при выражении агрессии и ярости, чем при выражении грусти и боли. И многие платят за это высокую цену, в терминах физического и эмоционального здоровья, по причине наших по сути бесчеловечных ожиданий насчёт того, что значит быть «настоящим мужчиной».

Джо, как и многие мужчины, с которыми я работала, чувствовал себя гораздо удобнее со своим гневом, чем с маленьким печальным ребёнком внутри себя, потому что этот печальный ребёнок заставлял его чувствовать себя слабым и ранимым. Подверженный физическому абьюзу, Джо очень рано научился запирать свои эмоции на замок. Для того, чтобы помочь ему начать процесс траура по утраченному детству, я попросила его проделать упражнение «похороны». Это упражнение я часто использую в работе со взрослыми, пережившими абьюз в детстве. У меня в кабинете есть ваза с искусственными цветами, и я поставила её напротив Джо, попросив, чтобы он повторил за мной следующее: «Я пришёл сюда, чтобы похоронить мою иллюзию о хорошей семье. Я пришёл сюда, чтобы похоронить мои надежды и ожидания относительно моих родителей. Я пришёл сюда, чтобы похоронить мою иллюзию о том, что я мог что-то изменить в них, когда я был ребёнком. Я знаю, что у меня никогда не будет таких родителей, каких бы мне хотелось, но я принимаю этот факт. Пусть мои иллюзии покоятся с миром».

В конце этой похоронной молитвы глаза Джо наполнились слезами и он сказал мне: «О господи, Сюзан, как больно! Это действительно больно! Почему я должен через всё это проходить? Я чувствую себя переполненным жалостью к самому себе и мне отвратительно это. Разве это не одно и то же, что твердить себе: «Ах, бедный я, несчастный»? - Многим людям пришлось гораздо хуже, чем мне».

На что я ответила: «Пришло время и тебе опечалиться судьбой того ребёнка, которому причинили столько боли. Если ты не сделаешь этого, то кто сделает? Я хочу, чтобы ты забыл всё, что ты слышал и жалости к себе. Траур по утрате счастливого детства не имеет отношение к жалости к себе».

Читатели, как и большинство людей - и как Джо, наверняка готовы на что угодно, лишь бы их действия не были расценены как жалость к себе. Возможно, они даже готовы отказать себе в праве оплакивать потери, которые пришлось пережить в детстве. Однако, пока вы не готовы вступиться за своего внутреннего ребёнка, дав волю гневу и трауру, вы будете продолжать казнить себя и дальше.