Пустая серединаТут у психотерапевтов возникает вопрос: как им обрести такую позицию, как вызывать подобные действия и их выдерживать? Я над этим особенно не задумываюсь, поскольку солида- рен с одним моим другом, неким Лао-цзы, уже очень давно умершим. В «Дао дэ дзин» он говорит о том, какое действие оказывает умение Сдерживаться и Удаляться в пустую середину. У отступающего в пустую середину нет ни намерений, ни страха. Многое вокруг него приходит в порядок словно само по себе, без малейшего движения с его стороны. Это та позиция, которую терапевт может занять перед лицом тяжелых судеб и заболеваний: он отступает в пустую середину. Ему не обязательно закрывать при этом глаза, ибо пустая середина вовсе не заключена в какую-то капсулу. Она связана со всем, что происходит. Ведь в это самое время терапевт как бы максимумом своей поверхности, без страха «подставляет» себя судьбе и болезни. Отсутствие страха особенно важно, поскольку тот, кто боится того, что может случиться, уже потерял свою силу и способность действовать. В пустой середине человек связан с силами, намного превосходящими «Я» и его планы. Если человек на это идет, у него внезапно возникают образы-решения, «разрешающие» фразы или указания к действиям. И он им следует. Случаются при этом и ошибки, это ясно. Но ошибка регулируется идущим следом эхом. Так что придерживающемуся подобной позиции терапевту не обязательно быть совершенным. В нем нет никакой самонадеянности. Он просто тих в этой середине. Тогда этот род терапии удается. Эту не имеющую намерений позицию, которая соглашается с больным человеком, какой он есть, соглашается с его болезнью, какая она есть, соглашается с его судьбой, какая она есть, я называю смирением. Она рождается из гармонии души и «Я» и является подлинно религиозным исполнением. В заключение расскажу еще одну историю. Это философская история, а может быть, религиозная или терапевтическая — в ней эти различия сняты. История называется Круг Путник один спросил другого, который часть пути с ним рядом шел: «Скажи мне, что для нас значение имеет». Другой ему в ответ: «Во-первых, важно то, что в жизни мы на время, что у нее начало есть, и до него уже многое было, и что она, кончаясь, в то многое, что было до него, впадает. Поскольку как у круга, когда он смыкается, начало и конец становятся одним и тем же, так До и После нашей жизни срастаются без швов, как будто не было меж ними времени, поэтому у нас сейчас лишь время есть. Еще здесь важно, чтобы то, чего во времени мы достигаем, со временем от нас освобождалось, как если бы оно другому времени принадлежало, а мы, где полагаем себя творцами, орудием лишь были, использованным для чего-то, что больше нас, и снова отложенным. Когда нас отпускают, мы умираем». Путник спросил: «Раз мы и совершаемое нами — все в свое время существует ц кончается, то что значение имеет, когда отпущенное нам время смыкается?» Другой сказал: «Тогда и До и После как одно и то же важны». Затем пути их разошлись, и время их, и они беседу прекратили.
|
