De Coel. hier. 1 2).

66 См.: Solger К. Vorlesungen uber Asthetik, ed. Heyse, 1829, S. 127.

67 Следовало бы изучить, когда именно произошел перенос слова «аллегория» из собственного языкового употребления в сферу изобразительного искусства. Только лишь как следствие эмблематики? (см.: Mesnard P. Symbolisme ed Humanisme. — In: Umanesimo e Symbolismo, ed. Castelli, 1958). В XVIII веке, напротив, когда речь шла об аллегории, в первую очередь имели в виду изобразительное искусство, и освобождение поэзии от аллегории, представляемое Лессингом, прежде всего подразумевает ее освобождение от образца изобразительных искусств. Впрочем, положительное отношение Винкельмана к понятию аллегории никоим образом не совпадает ни с современным ему вкусом, ни с воззрениями таких теоретиков того времени, как Дюбо и Альгаротти. Создается впечатление, что, когда он требует, чтобы кисть художника «обмакивалась в разум», то находится скорее под влиянием Вольфа и Баумгартена. Таким образом, он не отвергает аллегорию вообще, но апеллирует к классической античности, на фоне которой новейшая аллегория обесценивается. Пример Юсти (см.: Justi С. Diego Velasquez und sein Jahrhundert, I, S. 430 ff.) учит нас, насколько мало может оправдать воззрения Винкельмана всеобщее анафематствование аллегории в XIX веке,— точно так же, как и та полная безмятежности самоуверенность, с которой ей противопоставляли понятие символического.

68 В работе «О грации и достоинстве» он говорит, что прекрасный предмет служит «символом» идеи (см.: Шиллер Ф. Собр. соч., т. 6, с. 115-170).

69 Канτ И. Соч., т. 5, с. 377.

70 Тщательные изыскания гётеанской филологии относительно употребления слова «символ» у Гёте (см.: Muller С. Die geschichtlichen Voraussetzungen des Symbolbegriffs in Goelhes Kunstanschauung, 1933) показывают, насколько важным было столкновение современников с винкельмановской эстетикой аллегории и какое значение в связи с этим получили эстетические воззрения Гёте. В издании Винкельмана у Ферно (Bd. I, S. 219) и у Генриха Мейера (Bd. II, S. 675 ff.) предваряется разработанное в русле веймарского классицизма понятие символа как само собой разумеющееся. Насколько быстро ни внедрилось в эту область языковое употребление Шиллера и Гёте — как представляется, у Гёте это слово еще лишено какого бы то ни было эстетического значения. Заслуга Гёте в шлифовке понятия символа явно проистекает из другого источника, а именно из протестантской герменевтики и учения о таинствах, что признает вероятным Лооф (см.: Lооff H. Der Symbolbegriff, S. 195), опирающийся на указание Герхарда. Особенно удачно представляет это в наглядном виде Карл-Филипп Мориц. Хотя его взгляды на искусство целиком наполнены духом Гёте,

Гадамер Х.-Г.=Истина и метод: Основы филос. герменевтики: Пер. с нем./Общ. ред. и вступ. ст. Б. Н. Бессонова.— М.: Прогресс, 1988.-704 с.

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || [email protected] 336

тем не менее в критике аллегории он пишет, что аллегория «приближается к простому символу, в случае с которым нет места понятию прекрасного» (цит. по: Muller, S. 201).