О пьяном трепе

В разговоре о медиативной функции алкоголя особого внимания заслуживают особенности ритуального контекста рассматриваемой формы медиации. Одной из самых обыденных, а потому и наименее рефлектируемых форм такой квазиритуалистики является пьяный треп.

² Отметим ряд близких феноменов. Первый — так называемая светская болтовня «ни о чем». Второй —разговор буквально ни о чем, в высшей степени типичный для самых разных слоев и субкультур общества, близких с точки зрения типологии ментальности традиционному сознанию. Такой разговор подтверждает картину мира и в этом смысле относится к ритуалам. Он же воспроизводит пространство тотальной синкретичности

Русское пьянство никоим образом не сводимо к стандартным физиологическим аффектам. Оно заключается, прежде всего, в формировании особой культурной ситуации. Пьяный треп — ядро акта возлияния. Всякий, кто был хотя бы свидетелем этого, не мог не отметить, что специфика российского пьяного трепа заключается не то чтобы в полной бессмысленности, а в особой малоосмысленной текучести, аморфности, ненаправленности, спонтанности разговора. Что и отличает данную форму медиации от трезвого разговора, пусть даже и за бутылкой вина. Русский пьяный треп вязок, цикличен,, бесконечен, принципиально неконструктивен и процессуально самодостаточен. Ни один смысл не фиксируется до конца, не вычленяется, не дискретизуется и не рефлектируется: ведь всякая рефлексия выявляет конечное, а конечное — враг трансцендирования. Избежать его можно лишь спонтанным дрейфом расслабленного сознания по течению семантических значений ².

Вообще говоря, рефлексия — внутренний враг русского человека, против которой тот не имеет стратегического оружия. Отравляющую силу дискретизующей рефлексии, возвращающей сознание к трагической раздвоенности мира, можно лишь притупить с помощью алкогольной наркотизации.

Как только смыслы начинают фиксироваться и обретать некую определенность (в потоке пьяного сознания), — срабатывает роковой закон расщепления и стягивания смыслов к аксиологическим полюсам. Носитель традиционной культуры ввергается не в спасительную трансценденцию, а в пространство гипертрофированных аксиологических контрастов, где бунт вырвавшегося из любых нормативов «я» чередуется с приступами мазохизма, самооплевывания, духовного стриптиза. Именно поэтому в его сознании срабатывает импульс — выпить еще. Цикл наркотизации наращивается. И так без конца. Повторим, что единственное содержание пьяного трепа как феномена культуры — трансцендирование. Его участники оказываются вне времени и пространства, ибо все социальные, временные ритмы, рамки, нормы, лежащие на русском человеке тяжким бременем социализации, благодетельно снимаются; теряют смысл и пространственные и ситуационные привязки. Пьяный треп равно происходит и на свадьбе, и на похоронах, в подворотне, в покоях генсека или президента, в Доме творчества и т.д.

Пьяный треп — особая резервация, островок безопасности, куда можно удрать от тяжкого креста цивилизации. Содержанием трепа может быть что угодно. Лишь бы только не что-то конкретное. Главное не смысл, а ненаправленный циклический дрейф. При этом между участниками устанавливается особый род апофатического единства, некоего экзистенциального контакта и единственно возможной полноценной медиации. Здесь при минимуме сказанного достигается максимально возможное понимание. Чудодейственность алкогольной медиации проявляется в том, что она может осуществляться между кем угодно. В частности, между такими субъектами культуры, которые при других обстоятельствах не только не нашли бы темы разговора, но и вряд ли сели бы за один стол. Посредством бутылки могут полноценно общаться коммунист-расстрига и апостол антикоммунизма (по свидетельству Костикова). С неменьшим успехом бутылка способствует установлению душевных отношений между царями и псарями. В этой связи [приходят на ум в высшей степени характерные воспоминания | начальника охраны Горбачева. Неприятие этого лидера и одиночество Горбачева в конце его политической карьеры связано с нарушением последним неписанного закона общения высших чинов СССР и их охраны (обслуги). Он ни разу не выпил, не поговорил «запросто», а ограничивался служебными отношениями.

И вообще, устойчивые человеческие отношения не могут быть вне бутылки. Отсюда неприязнь к непьющим — не своим, i не родным. Подчеркнем еще раз: описываемая картина не, есть достояние каких-либо периферийных (маргинальных) слоев или чисто «простонародных» отношений. Схема трансцендирования через пьяный треп универсальна.

Роковая проблема должного/сущего, будучи переведена в плоскость безопасного текущего дрейфа, расслабляет сознание и, оставаясь центральной, становится безопасной, ибо исключает болезненную рефлексию «всерьез». В пьяной болтовне рефлектирующее сознание как бы выносится за скобки и коллизия трагического уклонения от должного видится с позиций отстраненного небожителя. Можно безболезненно разглагольствовать о прелестях и недостижимости праведной жизни, изощряться в проклятиях по поводу сволочной реальности, пребывая при этом в позиции неуязвимой вненаходимости. Обычное дело — обрушивать на собеседника поток неуемного бахвальства и «распускать хвост», в перламутровых перьях которого уловимы блики Фаворского света и лучистого великолепия Небесного Иерусалима — града Должного, где постоянно пребывают небесные двойники участников пьянки. В расслабленном алкоголем сознании смутные тени этих двойников становятся немного ближе и отчетливее.